Бесчастная участь нечисти

Птице в знак его вездесущности.

Тигру в знак его красоты.

Слону в знак его силы.

Обезьяне в знак его ловкости.

Змею в знак его мудрости.

Рыбе в знак его изменчивости.

И собственно коту (или кошке).

Вот наш Семен Семеныч и был эти особенным котом. Котом о семи жизнях.

28.Хэм опять спешит домой

Мир из окна машины совсем не таков, как мир с улицы. Сочные, яркие, полные информации запахи сюда едва доносятся. Приходится воспринимать мир глазами, но и тут, с высоты сидения, мир предстает совсем другим.  Хэму трудно. Еще трудно Хэму потому, что он в машине с малознакомым, хотя и приятно пахнущим своим братом оборотнем человеком. А еще Хэму кажется, что он что-то потерял. Наверное, Хэм потерял хозяина.  От горечи утраты пес начинает скулить и тот, кто сидит за рулем, мягким голосом говорит:

– Потерпи, потерпи. Скоро будем дома.

Пес понимает так: дома, это значит с хозяином, и успокаивается. Успокаивается настолько, насколько может, потому что мысль, что он что-то потерял, тревожит и жжется.

А за окном мелькают дома, столбы, машины, люди. Сколько же в этом городе машин и людей!

Вот какой-то джип врезался в микроавтобус. Перед местом аварии установлен яркий треугольник, солнце отражается от его блестящей поверхности.

Вон мальчишки на углу катят на велосипедах. А вон, за углом, футбольное поле, и другие мальчишки гоняют мяч. Еще вчера падал снег и в углах поля видны сметенные в кучи бурые его остатки, но сегодня светит яркое солнце и он, Хэм, с радостью бы побегал за палкой, если бы ее бросил хозяин. Хозяина пес помнит хорошо – это веселый мальчишка. Еще пес помнит его бабушку, с которой, правду сказать, особо не побегаешь – уж больно строга. А еще пес помнит человека, который был теплым, как солнечный свет, и таким же ласковым. Но вот лица это человека пес не видит. Кто он, этот родной человек? Не его ли ему так не хватает? Хэм поджимает лапы и ложится на сидение, уткнув бородатую голову в лапы: ему больше не хочется смотреть на яркий мир за окном, от этого становится еще хуже, так пронзительно грустно, что хочется выть. Но Хэм – воспитанный пес и выть в чужой машине при малознакомом мужчине не будет – стыдно.

Но вот автомобиль остановился, вот мужчина выходит из-за руля, открывает дверь – Хэм видит знакомый трехэтажный дом. Скорее вверх по лестничному пролету, навстречу знакомому родному запаху.

Звонок в дверь, торопливые шаги – и на пороге стоит та, что сияет в глазах пса ярче солнца.

– Ах ты, голова садовая. – говорит Даша и прижимается лицом к лохматому боку. Когда она наконец поднимает голову, в глазах ее блестят слезы. Пес не знает, в чем виноват, но чувствует, что солнечная девушка огорчается из-за него, он лижет ей руку и думает, что, наконец, нашел то, что потерял.

29.В квартире у Марьи Михайловны

Никогда в квартире у Марьи Михайловны не собиралось столько народу, как в тот вечер. Сначала приехала Даша с Хэмом и незнакомым армянином. Потом по звонку, бросив в тревоге уроки, примчался Василий. Потом неторопливо пришла Кондратьевна с клубком в авоське, носком и торчащими из него во все стороны спицами.

Состоялся совет. И вот Владимир Арутюнович отослан в лавку за старинной вещью восемнадцатого века, Даша шарит в  хозяйственном шкафу в поисках необходимого, а Марья Михайловна и Кондратьевна тихо переговариваются в углу, причем добрая волшебница уступает ведущую роль дворовой ведьме. А еще бы не уступить – разве ту переспоришь!

Владимир возвращается, бережно достает из папиросной бумаги эмалевую табакерку и протягивает старухам.

– С донничком? – непонятно почему спрашивает Кондратьевна и Марья Михайловна, серьезно кивая, отвечает:

– С донничком.

Шкатулку ставят на стол, покрытый льняной белорусской скатертью и Марья Михайловна строгим голосом начинает читать:

Черны, как уголья, глаза,

Блестят, как зеркало, власа.

Себя являет при свечах,

Егда двенадцать на часах.

Подобная луне точь-в-точь

Империи заморской дочь.

Кондратьевна в стороне вяжет носок. Кстати, вы уже, наверное, заметили, что с этим носком что-то не то. Ну, невозможно столько времени вязать один и тот же носок! Не иначе, хитрая старуха распускает носок по ночам, точь-в-точь, как Пенелопа. Не зря же и клубок у нее такой большой и пушистый!

Между тем Марья Михайловна чувствует, как ей овладевают грустные мысли. «Старость – не радость, – словно кто-то долдонит у нее в голове, – вот уже и суставы ноют, и спину ломит, и зрение давно не то. Куда тебе лезть в эти дела, старуха. Сидела бы дома в кресле, на солнышке грелась, турецкие сериалы смотрела…» И темные тени начинают сгущаться вокруг шкатулки.