Беседа

Мои комсомольские годы

Еще остаются в строю.

«Чувства в строю» — название одного из стихотворений поэта и одновременно одно из определений его жизни и работы.

Для того чтобы исчерпывающе сказать о Комсомоле поэзии — о творчестве Михаила Светлова, мне придется переписать целиком всю эту книгу. Тогда вместо предисловия читатель получит два экземпляра книги, оказавшихся под одним переплетом.

Уроженец Днепропетровска, Михаил Аркадьевич Светлов был в числе первых комсомольцев Украины. Он с ранних юношеских лет, с четырнадцатилетнего возраста, — доброволец Красной Армии. Вслед за этим работник губкома комсомола. Один из организаторов первого на Украине комсомольского журнала «Юный пролетарий».

Революция открыла Михаилу Светлову мир, в котором он почувствовал себя человеком и художником. Если б не 1917 год, не было бы такого поэта — Михаил Светлов.

Для читателей этой книги 1917–1919 годы — это история. Для Михаила Светлова — это его юность.

Здесь когда-то родился

И рос молодой Комсомол,

Здесь мы честно делили

Пайков богатейшие крохи!

Дружба здесь начиналась!

Сюда я впервые вошел

В сапогах, загрязненных

Целебною грязью эпохи!

Для Михаила Светлова его Комсомол — это не только организация, в которую он вступил в весеннюю пору жизни, это не только открывшееся перед ним широкое поле деятельности и творчества. Это нравственный кодекс молодого человека революционной поры. Кодекс, запечатленный не на бумаге, а в сердце. Это красота мечты, душевная самоотдача, бескорыстие, поиск, готовность номер один к подвигу во имя Отечества, тепло дружбы, окрыленность любви…

«Каждый наш поступок мы должны как бы измерять меркой нашей юности, так ли ты мечтаешь, как мечтал, стремишься ли ты к тому, к чему в юности стремился», — писал Михаил Светлов уже в позднюю пору своей жизни. Его отношение к другу и любимой женщине — это отношение комсомольца первых лет революции. Чистота и высота!

Я не знаю, где граница

Между пламенем и дымом,

Я не знаю, где граница

Меж подругой и любимой.

С постоянством и последовательностью через все творчество поэт пронес верность идеалам своей юности, верность памяти комсомольцев боевых отрядов, героев Триполья, гражданской и Отечественной войн. Поэт понимал свою миссию как выражение в слове идеалов этих славных своими легендарными именами безымянных героев. Он представлял в нашей поэзии их думы и чаяния и выражал их с глубиной и силой самобытного художника. Он был их горнистом и запевалой. Он стал полпредом комсомольской юности в советской поэзии.

Старый закаленный боец показал молодым пример стойкости и принципиальности. Не ко вчерашнему, а к завтрашнему дню он звал их.

Не рукописью в старом шкапике,

Не у истории на дне —

Несись, моя живая капелька,

В коммунистической волне!

Характер Михаила Светлова проявлялся в жизни и в поэзии со всей сложностью. У него были свои человеческие слабости. Но в главном он был прекрасен. Как сам он говорил об одном своем друге: «Да, с таким можно остаться вдвоем в осажденной крепости».

Ни один поэт наш не смог бы с таким человеческим правом, как Светлов, повторить за Маяковским его слова: «кроме свежевымытой сорочки, сказать по совести, мне ничего не надо».

Все ювелирные магазины —

они твои.

Все дни рожденья, все именины —

они твои.

И этот город и эти зданья —

они твои.

Пусть остается другу, возлюбленной все: смех, радость, песни, счастье. Что же он оставляет себе?

Вся горечь жизни и все страданья —

они мои.

Вот в чем дело! Это не слова. Читатель подумает: чего только не посулишь на словах! А на деле? А на деле то же, что и на словах. Все знавшие Светлова неизменно убеждались в этом. «Я завидую тому, что Вам ничего не надо… — писал поэту один из его почитателей. — Есть нечто величественное в том, что Вы никогда не торопитесь и ничего не требуете. Все для поэзии, ничего для себя».

С житейским неустройством он уживался легко. Но ему непременно нужно было то, что иные наши современники считают — увы! — лишним. Ему нужно было слышать сказку, видеть чудо, верить в недосягаемое, мечтать о совершенстве. Принадлежит он к племени людей, которых принято называть романтиками. Что-то было в нем от Дон-Кихота с его мечтательностью и человечностью. Дон-Кихота, как известно, называли Ламанчским, Светлова должно бы называть Гренадским…

По белу свету он бродил не один и не вдвоем с Санчо Пансой. Ему было бы скучно брести только на пару с этим добродушным толстяком. С ним рядом, бок о бок, плечом к плечу шли солдаты гражданской войны, рабфаковцы, вузовцы, рабочие, панфиловцы — живые герои нашей эпохи. Он общался с ними не через трибуну, а запросто, как в родной своей семье, от сердца к сердцу.

Я сам лучше брошусь

Под паровоз,

Чем брошу на рельсы героя…

Он берег друзей, как берегут государственное достояние. Вот почему он спорил с классиками русской литературы, порешившими убить своих героев «на рельсах, в петле, на дуэли». Он как бы с ног на голову ставит отношение автора со своими героями. Пусть живут они, если даже нужно погибнуть самому автору.

И если в гробу

Мне придется лежать,—

Я знаю:

Печальной толпою

На кладбище гроб мой