Беседы и размышления

Однако исполнения ожидаемого нужно ждать, а того, чтобы страдание пошло тебе во благо, не нужно ждать, – если ты не притязаешь увидеть это (что есть несовершенство), но желаешь верить, тогда ты сразу же веруешь в благотворность страдания. Потому и вера в то, что тяжкое страдание уже теперь благотворно, – это нечто гораздо более совершенное, нежели ожидание счастливого исхода. Ведь счастливый исход может и не последовать, но верующий верит, что страдание уже теперь

для него благотворно: так что оно не может никак оказаться неблаготворным, раз оно уже теперь таково. Верующий по-человечески понимает, сколь тяжко страдание, но, удивлением веры удивляясь тому, что оно для него благотворно, говорит божественно: оно легко. Он говорит по-человечески: это невозможно, но он говорит опять же с удивлением веры о том, что это ему во благо, чего он по-человечески не способен понять. Как раз когда мирской ум способен усматривать благотворность, тогда вера не способна видеть Бога; но когда мирской ум в темной ночи страдания не способен видеть ни пяди перед собой, тогда вера способна видеть Бога, ведь вера лучше всего видит в темноте. Когда мирской ум утешает страдающего, он ведет себя так. Он говорит: «Через какое-то время это окажется весьма благотворным и полезным». И тем самым он улучает мгновение, чтобы уйти. Это подобно тому, как врач, осмотрев больного, говорит: «Через какое-то время», – и затем уходит, так что больной никогда не может уличить врача и поймать его на слове как обманщика, ведь у врача всегда есть лазейка. Но когда вера утешает страдающего, она садится рядом с ним и говорит: «Страдание уже теперь

во благо тебе, ты только верь в это. Поверив, ты сразу же сможешь это понять. Потому я со всей готовностью пребуду рядом с тобой, чтобы ты мог излить на меня свой гнев, если я говорю неправду; ведь мне не нужно никакого времени, чтобы чего-то дождаться, – как если бы я ждала чего-то такого, что может и не произойти; мне не нужно никакого времени, чтобы улизнуть, – как если бы я лгала; нет, уже теперь

страдание тебе во благо. Добавь лишь к страданию то, что оно во благо тебе, во благо уже теперь, как и я пребываю теперь

, я, вера». Итак, вера ведает благо, и ведает его, даже когда она искушаема, когда кажется, будто вера не находит у Бога милости, но лишь побуждает Его испытывать ее тем тяжелее, чем крепче вера, – и горько верующему, ведь выходит, словно бы ему надлежит сожалеть о своей вере, словно бы счастлив тот, кто идет с безразличием по жизни вперед и никогда по-настоящему не отягощает себя Богом, но привольно идет широким путем, или идет, любуясь, восхваляемым в мире средним путем и никогда не подъемлет иго и не вступает на узкий путь веры. Однако тот, кто так живет, он, кем бы он помимо этого ни был, отнюдь не христианин, ведь для христианина иго – во благо, то есть он в это верит. – Один влачит железное иго, другой деревянное иго, третий золотое иго, четвертый тяжкое иго, но лишь христианин несет – благое иго.

«Бремя Мое легко». В чем состоит кротость, если не в том, чтобы нести тяжкое бремя легко, так же как нетерпение и угрюмость – в том, чтобы тяготиться и легким бременем.

Есть в языке замечательное слово, которое, сочетаясь с самыми различными словами, никогда при этом не употребляется так, чтобы речь не шла о добре. Это слово: мужество; везде, где присутствует добро, присутствует и мужество; какими бы судьбами ни совершалось доброе, мужество всегда на его стороне; добро всегда мужественно, только зло трусливо и малодушно, и дьявол всегда трепещет[84]. Таково это сильное слово, которое никогда не показывает опасности спину, но всегда лицом к лицу встречает ее; в самом себе гордое и все же столь гибкое, когда дело идет о том, чтобы внутренне теснейшим образом связать себя с добром во всех его видах; таково это сильное слово, столь чуждое всякого зла, но столь верное в своем сочетании с многоразличными видами добра. Есть мужество, которое не теряет смелости при любых опасностях, есть мужественное великодушие, которое гордо возвышается над всеми обстоятельствами, есть мужественное терпение, которое терпеливо переносит страдание, но все же удивительнее всего сочетание кротости и мужества, то кроткое мужество, которое тяготу несет – легко. Ведь нет ничего удивительного в том, чтобы с железной мощью взяться за самое неподатливое и упорное; но вот что удивительно: с железной мощью суметь кротко взяться за самое хрупкое или с легкостью возложить на себя тяготу.