Беседы о важном

– За 19 лет проведенных здесь, на нарах, я исписал не одну тетрадь. Эта тетрадь не моя. Мои все утеряны. Эту я нашел в библиотеке тюрьмы в первый год отсидки… В тюрьме своя жизнь. Вышел, а тут мобильники, беспроводные интернеты, какие-то гаджеты… Пока я сидел, там за колючей проволокой произошел целый компьютерный прогресс… В тюрьме же свои законы… Здесь нужно быть все время в напряжении, если чуть расслабишься, окажешься подставленным… – не буду объяснять и вообще затрагивать эту тему, она неприятная никому, не тому, кто опускает и не тому, кого опускают – поверьте мне. Кстати, если человек был опущен по беспределу, без оснований, назад ему уже по любому не вернуться. Могут только выразить сочувствие и опустить или убить незаконно опустившего… Здесь, на зоне, тебе неизбежно хочется чем-то заниматься, чтобы понять, что твоя жизнь не будет прожита зря… – Ж.Ж. призадумался и продолжил, – Зона – это то место, где недостаток пространства компенсируется избытком свободного времени… да, так говорят… и здесь люди ведут долгие умные беседы, ударяются в религию или начинают писать книги, я тоже пробовал… времени-то уйма… Эту тетрадку я нашел в нашей библиотеке, даже не знаю кому принадлежит эта рукопись, но она вполне занятная, хоть и не дописанная… Читать у нас можно. Но в библиотеках фонд не пополнялся еще с времен СССР, книги часто без страниц… много религиозной литературы…

Бывший заключенный предупредил, что сходит за сигаретами в ларек… и застенчиво протянул мне тетрадку.

– А вы пока почитайте! Чтобы не скучно было…

Он обещал вернуться, я поверила, хотя и допускала мысль, что он не вернется… но даже, если бы он не вернулся, в моих руках – больше, чем интервью. Я взяла тетрадь, пожелтевшую от времени, листы в ней были мягкие-мягкие, а паста на страницах уже выцвела. Почерк на удивление ровный, аккуратный.

"Нас здесь несколько. Четверо. Было сначала. Осталось двое. Только это не «св» поезда. И мы не пассажиры. Мы сидим. Сидим и ждем гостей, которые снова придут, чтобы увести одного из нас.

Иногда эта тяжелая дверь открывается и из нее высовывается голова, которая называет фамилию одного из нас. Когда это происходит, то мы уже точно знаем – тот из нас, кто зайдет в эту проклятую дверь, уже никогда из нее выйдет.

Нас забирает один и тот же человек. Он никогда не говорит зачем. Ведь у одного из нас может случиться приступ паники или хуже того – сердечный, если он узнает, куда его ведут. Он может умереть раньше времени. А этого современным палачам нельзя допустить. Ведь тогда им не удастся исполнить свой долг перед государством.

Вот позавчера забирали Володю. Он словно чувствовал, что это его последний день. Он сидел в углу, на полу, ни разу не меняя положения тела. Ни разу не попросился в туалет. Ничего не пил и не ел. Володя молился. И это было странно. Ни одной молитвы он не знал. И всегда говорил, что Бога нет: «Если бы Бог реально был, он бы не позволил мне убить всех этих многострадальцев».

А в этот день он шептал: «Господи, помилуй, успокой мою душу, дай мне благословение на жизнь». Вот такие странные слова. Как будто Бог может отпустить такие грехи. Как будто он и вправду есть.

«Иди в кабинет!» тихо сказал этот человек. Он пришел во второй раз. Было почти полдвенадцатого ночи, как и в прошлый раз, когда забирали Колю. И лица этого человека опять никто не разглядел. Мы узнали его по голосу. Он с хрипотцой.

«Братья, прощайте! Прощайте!», – Володя выплюнул из своей груди протяжный стон. Он разорвался сухим эхом в его связках, затрещал, зазвенел, потом покорно расползся по полу. Володю вели на смерть. Он это знал. Шел послушно, смиренно. Его судили за то, что он изнасиловал и убил двенадцать женщин. Его судили за убийство и теперь убивали. Ей Богу, странный госаппарат.

Согласно одному из приказов МВД СССР, нас – смертников следует держать в одиночных камерах. Но в исключительных случаях – по два человека. Но, наверно, изуверов слишком много развелось, раз нас запихнули в камеру сразу четверых, как рыб в консервную банку. Так нельзя. Ведь мы считаемся нелюдями, зверями. А звери могут разорвать друг друга. Создать разные там неприятные эксцессы. В состоянии мучительного ожидания конца на нервной почве, например, взять и зарезать своих соседей по камере. Откуда могут в камере оказаться режущие предметы, спросите вы? Не поверите, насколько изобретательны маньяки. Они могут пронести булавку под языком, а ей распороть сонную артерию – вот и все.