Беседы об искусстве (сборник)

Эта ренессансная колонна не теряется полностью в бездне. Она истончается, поднимаясь все выше, и изящно завершается темным облаком. Чудится, будто наверху, на черных скалах, неистово бьют крыльями огненные птицы; там – схватка, и из столкновения сил рождается порядок.

Я внутри пирамиды.

Кто бы подумал, что колебание крохотного пламени свечи способно вгонять чудовище в дрожь, передвигать незыблемые архитектурные формы! Чуть дрогнет свет, и все сдвигается с места.

Короткое вступление; перезвон: голос минуты.

Эта песнь в вышине – словно предупреждение ангелам: сейчас в предрассветном полумраке пробьет всеми забытый час.

Колокол – звук кузницы, качающийся звон – заполняет все своими вибрациями.

Из моего окна

Снова глядя на собор из своего окна, я вижу каменную завесу. Изваяния – вышивки на ней. Моя комната достойна Фауста – с ее окном, с тенью, с вратами шедевра, великолепие которого прославляет эту улицу, этот город, эту страну…

Огромный барельеф по-прежнему там, в ночи; я чувствую его, хоть и не могу рассмотреть. Красота нескончаема и, торжествуя над мраком, заставляет меня восхищаться своей мощной черной гармонией: барельеф заполняет оконный проем, почти скрывая небо.

Как объяснить, что собор, даже окутанный пеленой ночи, ничего не теряет из своей красоты? Способна ли мощь этой красоты владеть нами помимо наших чувств? Видит ли око, не видя? Не обязано ли это очарование достоинствам монумента, его бессмертному присутствию, спокойному великолепию? Чудо воздействует на чувства и за пределами узкой области отдельного органа благодаря вмешательству памяти. Довольно нескольких вех, и искушенный ум испытывает на себе законную власть творения, открывается навстречу возвышенной силе, которую признает вопреки недочетам общей формы, но которую ему все-таки не удается разгадать: он ждет откровения.

Другой собор

Я иду по глубочайшей Древности…

Внизу маленький огонек очерчивает корону… и колонны кажутся колоннами самой Ночи.

Несомый ризничим огонек вонзается во тьму, словно лемех плуга в комья земли. Вонзается, и тень вздрагивает слева и справа; он проходит сквозь нее, и глыбы мрака смыкаются за бороздой слабого света.

В вышине – сталактиты обваливающихся теней! Сталактиты теней, падающих в теневой разлив, все растущий по контрасту со светом. Кажется, будто идешь сквозь ночной лес, под зимними деревьями. Отсветы накапливаются в межколонном пространстве, выписывают кривые, пересекаются меж собой; и, однако, остаешься затерянным в темноте. Повторяю, если бы не сохранилось чувства упорядоченности перспектив, едва намеченных блуждающим огоньком, страх был бы неодолим.

Верх собора отмечен какими-то серыми длинными полосами. Внизу сочится слабый свет. И сколько бы я ни старался, я ничего не вижу, наталкиваюсь на непроходимую высокую стену, где не различить никакой подробности; тем не менее меня не оставляет ощущение рельефа. Утро-разоблачитель – когда чудовище очнется ото сна – скажет нам, какие завесы, какие тройные завесы скрывали от нас зрелище, великолепие которого я предчувствую. Сейчас же я не меньше обязан своему воображению, нежели глазам. Предо мной – непроницаемый экран.

Движущийся огонек наводит на мысль о преступлении – вот так же потайной фонарь мог бы сопровождать шаги какого-нибудь злодея…

Торжество человеческого гения, сотворившего эти аркады. Что ему навеяло их? Радуга, быть может!

Трансепт

Мне кажется, я вижу Шамборскую лестницу, ставшую шире в пропорциях. Ее витки разворачиваются в вышине. Обрисовываются пролеты, их основания тонут в тени перекрестья трансепта.

Эти большие розы, витражи, настоящие солнца днем, ночью чернее, чем остальные части здания.

Капеллы – ячейки сот.

Тень сплющивает пилястры. Тут и там менее черные полосы. Различаются какие-то смутные, громоздящиеся уступами формы. Неясный свет маскирует их по-разному, особенно когда я смотрю в три четверти. Остается богатство серого, черного.

Ощущение чистоты и легкости дает призматическая форма, прорезающая массы своей острой гранью.

Снаружи собора, день

Через открытые врата витражи над белыми, устремленными к своду колоннами кажутся яркими персидскими миниатюрами. А группа колонн под аркадами словно отчеканена дальними витражами.

Из своей комнаты, залитой тенью, которую отбрасывает на нее собор, со своей постели я вижу широкий барельеф – это часть фасада. И комната вместе с моей мыслью целиком погружается в это влекущее к себе творение. Я думаю о тысячах людей, которые работали над этим.

Очень немногие из живущих ныне хранят благоговение в этой пустыне божественных, когда-то почитаемых камней. Меня сближает с ними любовь, которая защищает нас от смерти, и я чувствую себя стрелкой, что все еще отмечает час жизни и славы на циферблате поруганных веков.

Какое дружеское дуновение освежает мой лоб! Это ветер, только что коснувшийся собора… Только ветер да я остались ему верны…