Беседы с К. Станиславским, записанные Корой Антаровой. «Театр есть искусство отражать жизнь…»

Можете ли вы проделать такую работу, имея в нервах, в мыслях, в памяти еще какие-то другие обстоятельства, например, что вы в студии, что вы окружены людьми, что вы на сцене, что на вас смотрят и т. д.? Как только эти посторонние мысли получили в вас жизнь, ваш творческий круг разбился, вы уже выпали из творческого спокойствия, ваш мир, – мир тех невидимых для нас, а для вас живых, ярких образов, которыми вы населили свой круг, улетел, вы попали в круг мелких волнений и раздражений, и ни одной из первых трех ваших ступеней творчества не существует. Все надо начинать сначала. Снова стройте круг публичного одиночества, снова вводите в него себя, режиссера и партнеров.

Не говоря уже о бесплодно потерянном вами и вашим учителем времени, отдайте себе отчет в огромном вреде, который вы причиняете себе, своей актерской и человеческой воле. Воля растет и выковывает внимание каждый раз, когда вы достигаете небольших, но все же результатов. Каждый раз, когда вы напрягали волю и не достигали желанных результатов и вырабатываемый вами план роли разрушался от бесплодных попыток вылить мысле-образ во внешнюю форму, – вы шли назад и как актер, и как творящий человек.

Что же мешало вам достигнуть желаемого результата? Конечно, отсутствие творческого спокойствия. Вам надо выходить петь арию Германа: «Я имени ее не знаю», а вы вместо задачи отчаяния: выразить муку быть «без нее», вместо яркой жизни вашего сердца, переполненного страстью, совпадающей с очаровательными звуками Чайковского, рисующего нам ритм вашего сердца, думаете о дирижере – как бы вам с ним не разойтись, как бы взять верхнюю ноту и заслужить аплодисменты публики. Ваша мысль и ваш взгляд гуляют по директорской ложе – там ли члены ее, от которых зависит ваша судьба, слушают ли вас сегодня те, кто вам интересен, и т. д. Вот тупик духа, сотканный из мелочей вашего низшего «я», преградивший вам все возможности дойти до той сосредоточенности, где вам может ответить ваше высшее «я» – ваша творческая интуиция.

Вы, стоя в кулисе, стояли именно в ней, именно вы, X, отпивали глоток вина, который подавал вам ваш портной. И даже «она» не жила в вас, не только ваше отчаяние, что вы без нее. Скорее в вас жило недовольство, что вы сегодня без голоса.

Вы ясно видите, в каких заблуждениях протекает ваша творческая волна, как вам надо хранить спокойствие, чтобы иметь возможность проникать в те вершины чистоты и мира в сердце, где только и можно найти отрешенность от себя, артиста X, и слиться в единый образ: я – Герман.

Надо оставить штамп «творческое волнение». Такого органического действия не существует. Существует творческое спокойствие, т. е. такое, отрешенное от личного восприятия протекающей минуты состояние, когда жизнь – вся жизнь – сосредоточилась ясно, четко, определенно только на предложенных вам пьесой условиях, только на данном куске сцены. И чтобы войти так плотно в круг ваших задач роли, вам необходимо все самообладание, т. е. все спокойствие.

Рассмотрим, что же такое творческое спокойствие? Из чего оно складывается? Оно является только следствием первых трех ступеней. Вы сами входите на эту четвертую ступень, если вы самоотверженно трудились на первых трех.

Пора понять, что в искусстве нет тайн, которые стояли бы вовне и вы могли бы их завоевать, как землю – путем войны, покоряя их своей воле. Чем больше вы будете напрягать волю, одну голую волю, тем крепче будете сами себе выковывать препятствия к тайнам творчества, которые вам кажутся манящими вершинами, как бы вне вас живущими. Все тайны, весь путь творчества, я уже вам говорил, – только вы один. Только в себе, путем сосредоточенности, бдительного внимания и наблюдения своих сил вы можете гибко, просто и радостно решать те вопросы, какие вам дали условия роли и сцены. Спокойствие творящего человека – это абсолютная освобожденность сознания от давления личных страстей. И в этой освобожденности могут и будут ярко жить те образы и страсти, которым вы отдадите ваше освобожденное внимание.

Четвертая ступень – спокойствие – это грань и переход к дальнейшим ступеням творчества.

Ступень спокойствия начинает собою тот перелом в психике артиста, когда весь мир его творческой жизни составляет любой кусок предложенных ему условных заданий, в тех или иных сочетаниях. И он достигает всегда правдивости своих образов, так как он внес свою жизнь, из себя, в те моменты чужой жизни, которые ему дал автор, и они стали его жизнью, без всяких насильственных режиссерских трюков.

Все трюки – всегда бедность внутренней жизни. Если бы богатство внутренней жизни было огромно, не надо было бы ни грима, ни костюмов, ни обстановки, нужен был бы творящий человек, от богатства и силы мыслей и силы внимания которого лилась бы волна захватывающего обаяния и потрясала бы зрителей. Все моменты театра как зрелища – только помощь нам, артистам, для более легкого приспособления своих творящих сил.

Беседа девятнадцатая