Беседы с Vеликими

– На твой взгляд, в журналистике есть профессиональные болезни?

– Конечно. Когда журналисты думают, что они сильно умные, – это тяжелая болезнь! Некоторые думают, что если с ними соглашаются разговаривать солидные люди, даже президенты и короли, то они – ровня. Но с тобой говорят не потому, что ты сильно умный, тебя пропустили не по удостоверению академика, а по пресс-карте, ты всего-навсего звено в потоке информации. Если возвращаться к сравнению Венедиктова, то юная малознакомая красавица дает тебе залезть в причинное место не потому, что ты круче Алена Делона, а потому что ты доктор, ты делаешь свою работу, за деньги. Не все журналисты это понимают.

– Кого из наших коллег, из сегодняшнего призыва, ты читаешь и искренне уважаешь? Не по дружбе, а по профессии.

– Я вот обнаружил когда-то Диму Соколова-Митрича. Читал-читал, потом познакомился. Он настоящий фанат нашего ремесла. Читаю Андрея Ванденко; мы с ним на одном поле, делаем интервью с великими, и мне интересно, как он работает. Много людей делает интервью, но вот именно его я для себя выделяю. Диму Быкова читаю, большой профи. На мой взгляд, как репортер он куда интересней, чем как поэт и писатель. Лидия Маслова пишет про кино очень смешно, цинично, неожиданно. Еще почитываю Аленову, она все время ездит в Чечню в укор мужикам – и вдобавок пишет не только смело, но и складно. С постоянным интересом читаю то, что пишет Виталий Найшуль. Умен до безобразия! Титан просто. Кстати, это лично он придумал ваучер. Еще Марк Эймс, главный редактор англоязычной московской газеты Exil. Ярко выступает, хлестко, при этом не стремится показать себя умным и красивым, а режет правду-матку. Находит много позитива в русской жизни, такого, на который у нас глаз замылился. Жалеет американцев, которые не додумались до сих пор переехать в Москву. Хороши статьи Александра Проханова, моего товарища; люблю пить водку с талантливыми людьми, даже если не разделяю их политических взглядов.

– Ты устаешь от людей, от общения? От того, что ты работаешь и поэтому обязан внимательно их слушать, вникать в какие-то проблемы, до которых тебе вообще нет дела?

– Сейчас мне трудно точно ответить на этот вопрос. Потому что я уже много лет не являюсь ни репортером, ни человеком, который в чистом виде берет интервью. Интервью – это «расскажите, как прошло последнее заседание политсовета». Все-таки мой жанр – беседа, когда люди не привязаны ни к схеме вопрос-ответ, ни к точным, политически выверенным формулировкам. К тому же я могу себе позволить выбирать – с кем и когда мне хотелось бы поговорить, чтоб интересно и не в тягость.

В итоге мне выпадает счастье брать интервью у лучших людей страны, не побоимся такого термина. С ними в любом случае интересно разговаривать. Их ценят и любят миллионы, говорить с таким человеком два часа – само по себе лестно. Это программа-минимум.

Но если вдруг в процессе беседы они увлекают тебя не только тем, что имеют большие заслуги перед обществом, но чем-то еще, очень личным, то после разговора с ними меня охватывает просто-таки эйфория. Потом я несколько дней только и думаю об этом человеке – какой он великий, могучий, какой он умный, и надоедаю всем рассказами о нем кстати и некстати. Это ощущение огромной человеческой энергии дает очень сильный стимул для работы в журналистике. Наверно, это похоже на наркотическое воздействие, известное мне по чужим описаниям, – когда ты получаешь укол счастья, запоминаешь это состояние и начинаешь искать его снова и снова, и без него тебе ничто не мило.

– Да, знакомое чувство.

– Есть люди невероятно притягательные. Вот, вспоминаю, Юрий Никулин. Невозможно было оторваться! Людмила Зыкина – такая мощь! Слушаешь – слова литые, и она вся такая прямая, искренняя. Святослав Федоров. У него идеи просто лезли изо всех дыр. Он как начинал перечислять, что он сделал, так волосы вставали дыбом. Как это все один человек смог?! Недавно общался с Вадимом Тумановым, человеку скоро 80 лет. Все зубы свои, два запломбированных. Сколько интереса к жизни! Неугомонный, водку мы с ним пили – шесть с половиной часов! Разговаривали, не могли остановиться.