В этом сне представилось мне, будто я нахожусь в Шамордине, где никогда не бывала, но мне кто-то говорит, что это оно. Помню святые ворота и подле какую-то могилу с крестом. Но тогда на самом деле этой могилы еще не было, потому что покойная начальница общины, матушка София, была еще жива. Затем я очутилась в каком-то корпусе с длинным коридором внутри (теперешний настоятельский корпус). В одной из его комнат, вижу, стоит купель, и мне говорят, что хотят крестить дочь мою. Тут я увидала и ее саму. Восприемники же ее будто старец Амвросий и матушка настоятельница София.
Сон этот расстроил меня донельзя. Притом пришел мне на память слышанный мной в хибарке от одной рассказ, впоследствии оказавшийся неверным, будто старец оставил в своей общине насильно одну молодую девушку, единственную дочь у матери; как потом мать приехала и, обливаясь слезами, требовала дочь свою назад, а потом и сама поступила в монастырь. Все это, вместе взятое, испугало меня. Не столько, впрочем, я испугалась монастыря для дочери, сколько того, что если дочь моя поступит в монастырь раньше меня, каково-то мне будет расстаться с ней! Ибо сама я несвободна. И Бог знает, сколько времени придется мне пробыть с ней в разлуке.
Расстроив себя таким образом душевно, я разболелась и телесно. Следствием этого было то, что я послала к старцу письмо, в котором, не объяснив ему всей правды, написала только, что я сильно разболелась и потому прошу прислать с кем-нибудь дочь мою. Мне потом передавали, что старец, получив мое письмо, вышел, в отсутствие моей дочери, на общее благословение и сказал: «Пишет мне такая-то (мое имя), чтобы прислать к ней дочь. Мы, видите, испугались, что дочку насильно оставят в монастыре. Надо ее отправить». Отправляя же мою дочь, батюшка сказал ей: «Мать твоя заболела, и надо тебе ехать. Ты скажи ей от меня, чтобы она жила по-моему». Была в то время летняя пора, и старец, указав на свое окно, продолжал: «Вот, смотри: верхняя часть его открыта, и на меня сверху идет свежий воздух, и я им дышу; а нижняя часть закрыта, и сквозной ветер на меня не дует. Так пусть и она живет, тогда и болеть не будет». Я очень поняла, что мне сказал старец и что он назвал сквозным ветром. Это — те пустые речи, которые я слушала, а про верхнее мало думала. После, приехав к старцу, я ничего еще не объяснила ему о себе, а он долгое время, благословляя меня при свидании, не пропускал, чтобы не сказать мне: «Тебя ждет та же участь, как и госпожу X. с дочерью». Так долго этим батюшка пугал меня, неразумную, а я ничего не говорила ему об этом своем ложном страхе. Наконец уже пришлось мне узнать всю правду, то есть как неверен был слышанный мной рассказ, и покаяться батюшке, что поверила этому рассказу. А батюшка смеялся, назвав меня дураком и что у меня все только одно искушение. При этом он рассказал известную басню про старика, мальчика и осла, заключив: «Если слушать чужие речи, придется взвалить осла на плечи».