Первые ракеты и пули с обеих сторон полетели навстречу своей судьбе, в то время как я силился превозмочь боль и подняться на ноги, находясь аккурат между молотом и наковальней. Шансов на спасение у меня оставалось немного, а я так и не успел выяснить судьбу Лилит.
Почему солдаты противника в конюшнях остались живы? Неужели она не смогла их одолеть?
С подобными невесёлыми мыслями, закусив до крови губу, я пополз вперёд настолько энергично, насколько только мог. За стрекотом стрельбы и взрывами я вдруг явственно услышал приближавшийся топот. Подняв голову, я увидел всадницу.
Моя Лилит.
Видимо, она выехала с обратной стороны ангара и теперь каким-то чудом умудрялась маневрировать между смертоносными снарядами. Пригнувшись к гриве лошади, ледяная королева неслась галопом прямо ко мне. Я поднял вверх правую ладонь. Лилит, не сбавляя хода, перекинулась на правый бок и поймала мою руку. Резкий рывок с усилием — я оказался за её спиной. Прямо за нами, в том месте, где я находился всего несколько мгновений назад, прозвучал взрыв.
Мы проскакали всё поле боя и выехали из парка. Одной лишь Великой Пустоте ведомо, как мы остались при этом целы. Лилит направила Росинанта к парковке и вскоре остановила его у её фиолетового аэромобиля. Позади всё ещё слышались взрывы и приглушённый стрекот стрельбы.
Я обеспокоенно посмотрел в небо, но новых транспортников неприятеля не обнаружил.
Выдохнув, я спрыгнул на землю и едва удержался на израненных ногах. Ехидна уже ввела в моё тело изрядную долю обезболивающих и восстанавливающих препаратов, но пулевые ранения напомнили о себе волной острой боли. Стиснув зубы, я помог Лилит слезть с седла. А когда взглянул в её напряжённое, но такое милое и родное лицо, меня вдруг накрыл прилив невыразимой к ней нежности.
— Анна, — тихо произнёс я. — Я тебя очень сильно…
Она не дала мне договорить — её взгляд устремился куда-то вдаль, сквозь меня. Её губы скривились в оскале, и она с силой толкнула меня в грудь. Пока я с выражением искреннего удивления на лице падал на спину, успел заметить, как она попыталась шагнуть в сторону, одновременно с этим выхватывая с пояса Цезаря. Но запнулась на непослушных, всё ещё едва работавших ногах.
Щёлк!
Всего доля секунды промедления — всего один роковой миг.
Пуля вошла ей прямо в правый безумно красивый синий с фиолетовым отливом глаз — кровь брызнула вперёд, а её голова откинулась назад. Она рухнула под ноги Росинанта. Конь громко заржал и встал на дыбы, раздались крики напуганных прохожих.
Несмотря на ранения, я вскочил так быстро, как никогда в жизни. И посмотрел в сторону неизвестного стрелка.
Сливающаяся с окружением расплывчатая полупрозрачная фигура стояла в тридцати метрах у дерева. Рука с направленным в мою сторону пистолетом опустилась. Её лицо почти полностью скрывал шлем, но я смог разглядеть сквозь приподнятую верхнюю часть затемнённого визора яркие изумрудные глаза, внимательно следившие за каждым моим движением.
Моя рука, уже державшая противника на прицеле, замерла. Я ощутил в коленях дрожь и сделал всего один шаг вперёд — фигура чуть склонила голову вбок и мгновенно растворилась в воздухе.
Я на автомате принял входящий звонок.
— Мистер Брут? — гулко зазвучал в моих ушах голос Герамана. — Они отступают! Сворачиваются и улетают, хотя почти проломили нашу оборону. Вы с миссис Брут в порядке?
Я опустил глаза и посмотрел на неподвижно лежавшую у ног Росинанта Лилит, не в силах вымолвить и слова — лужа почти чёрной крови медленно росла под её головой.
ГЛАВА 4
— Я так и не сказал ей, что люблю.
— Из-за Ангел?
— Откуда ты знаешь про Ангел?! — прошипел я, в то время как моя рука потянулась к футляру Цезаря. — Я никогда никому не рассказывал…
— Ты порой напиваешься до беспамятства, брат, — примирительно поднял руки Сварог. — И тогда много болтаешь. В том числе о своей убитой настоящей любви.
— И Анна это слышала?
Сварог промолчал и лишь смущённо отвернулся. Никта тихо вздохнула, а Прелесть положила ладонь мне на плечо с явным намерением поддержать. Я обхватил голову руками и посмотрел на умиротворённое холодное лицо ледяной королевы, которая покоилась на красных подушках в изящном прозрачном гробу.
Она никогда ни в чём меня не упрекала. Даже не подавала вида, что я делаю что-то не так. Я старался пить умеренно и не огорчать её лишний раз, но порой меня накрывали болезненные воспоминания. В такие моменты мне требовалось хоть как-то унять душевную боль — раз или два в месяц я позволял себе полностью отключиться от этого мира и забыться в алкоголе.
Я боялся даже представить, что Лилит испытывала в те моменты, когда тащила меня пьяного домой, а затем укладывала спать, выслушивая моё нытьё об Ангел. Как правило, на утро я практически ничего не помнил, а она не рассказывала. Лишь печально улыбалась, подавая мне лекарства от похмелья.
И жизнь продолжала течь в своём привычном русле, словно ничего дурного не происходило.