Он включил прослушивание гравидиапазона. На главный пост потихоньку, крадучись, просочился белый шум, в котором затруднительно было выделить отдельные звуки. Изредка прорывалось едва различимое шуршание, да порой слышалось что-то сходное с поскрипыванием половиц под тяжелой поступью… Звезды были слишком далеки, чтобы подавать свои голоса. Что же до звездолетов, то их суммарная масса была несравнима ни с каким солидным космическим объектом. И вовсе не слышна была гравитационная воронка, что Панину весьма не нравилось.
Вспоминая типовые процедуры управления, он запустил тест герметичности корпуса и получил предупреждение об открытом грузовом люке. «Надеюсь, ты успел выбраться», — подумал он о Смотрителе и отдал команду на закрытие. В голове вяло роились бессвязные простоватые мысли: ничего не выйдет… подняться над плоскостью архипелага… так и не успел выспаться… голова как из ваты… поджать лишний палец… выполнить рысканье… ничего не выйдет… «Полярный Кит» подчинялся его приказам. Это тоже могло сойти за чудо. Гига-дрон малым ходом выбирался на свободное пространство, уклоняясь от столкновения с соседними кораблями. Это было непросто, и несколько раз коллизий избежать не удалось. В таких случаях Панин с безотчетностью шептал: «Извини, братишка…» — и невозмутимо продолжал маневрирование.
…Никакой то был не музей. Неохватный галактический ангар, где вся техника была на ходу и годами дожидалась хозяина, который придет и заберет ее домой. Чей-то чужой и бесконечно могучий разум принял на себя заботу о попавших в беду звездных странниках. Научился видеть и отличать. И обустроил все наилучшим в меру своего понимания образом. Потому-то всякого, кто попадал в этот участок мироздания, окутывала подходящая для выживания газовая оболочка, спешил на помощь многолапый проводник и сопровождал до корабля. Оставалось нанести последние штрихи, что-то подлатать на лету — в том числе и самого гостя, коли он в том нуждался…
Едва только гига-дрон удалился от архипелага на пару десятков миль, как в суконные безликие шорохи нагло и отчетливо ворвался гнусавый мяв гравитационной воронки.
Позабыв согнать с лица улыбку, Панин сориентировал корабль на этот природный сигнал и выдал команду на активное сближение.
«Я хочу домой, — подумал он, — и меня ничто не остановит».
Ему показалось, что совсем недавно он уже мысленно произносил эти слова, но в другой ситуации. Это ничего не значило. Кроме его упрямого сумасбродства и сопутствующего шлейфа чудес. Да, чудеса нужно заслужить. Он — заслужил.
«Я не оглянусь».
Гига-дрон превратился в ту самую скорлупку с парусом из панинских видений, которую неумолимо всасывало в жерло незримого водоворота.
Когда мяуканье воронки превратилось в дикий рев, Панин вырубил прослушивание гравидиапазона и заглушил двигательную секцию. Все остальное воронка проделает без его участия. Проглотит и выплюнет. Хотелось надеяться, где-нибудь в пределах Млечного Пути. Или же не выплюнет, а учудит с ним какую-нибудь до сей поры неизвестную штуку.
— Ну, что еще выдумаешь? — с веселой иронией спросил Панин вселенную и достал из кармана халата последний пирожок.
Правой рукой.
На сей раз была музыка.