Бесконечная шутка

Марат шмыгнул. Пышный запах недорогого и спиртосодержащего парфюма нахлынул не от личности Стипли, но от его сумочки, не шедшей к его туфлям. Марат спросил:

– Сыр?..

– А именно один гражданский получил некий предмет. Только не говори, что для вас это новости. И вовсе не по сигналу «ИнтерЛейса», предмет-то этот. По обычной физической почте. Мы уверены, что ты знаешь, Реми. Копия-картридж некоего – давай между нами звать его «Развлечением». А именно по почте, без предупреждений или мотива. Как гром среди ясного неба.

– Из неба?..

Также оперативник BSS потел сквозь румяна, и макияж размазался до впечатления легкого поведения.

– Человек без всякой политической значимости – ни для кого, если не считать саудовского министра развлечений, который жутко развонялся.

– Медицинский атташе, специалист пищеварения, имеешь ты в своем виду, – Марат снова пожал плечами на раздражающий франкофонный манер, который может означать разные вещи одним временем. – Твое руководство желает осведомляться, не был ли картридж Развлечения распространен сквозь наши механизмы?

– Не трать-ка свое финитное время, ami старый друг, – сказал Стипли. – Все это случилось в метрополии Бостона. Мы проследили отправку по почтовым индексам до юго-запада пустыни, а нам известно, что ваш распределительный центр для операций по распространению расположен где-то между Фениксом и границей, – Стипли потратил немалый труд на феминизацию лицевых выражений и ручных жестикуляций. – Со стороны ДНС было бы легкомысленно не вспомнить о вашей выдающейся ячейке, не?

Под ветровкой Марата была рубашка, нагрудный карман которой обладал многими ручками. Он сказал:

– Мы, у нас нет информации даже о пострадавших. Из-за ясного сыра, о котором ты ведешь свою речь.

Стипли предпринимал попытки извлечь что-то упрямое из внутренней полости иной туфли.

– До двадцати человек, Реми. Вышли из строя к чертовой матери. Атташе и его жена, жена – гражданин Саудовской Аравии. Еще четыре чурки, все с документами посольства. Пара соседей, кажется. Остальные – в основном полицейские, пока до них не дошло отрубить энергию перед тем, как заходить.

– Местные полицейские силы. Жандармерия.

– Местные правоохранители.

– Констебли порядка сего края.

– Местные правоохранители, скажем так, оказались не готовы к такому Развлечению, – Стипли даже обувь снимал и надевал вновь на женственный манер американовых женщин «стоя-на-одной-ногеподворачивая-вторую-под-попу». Но как женщина он был дебелым и раздутым, не только лишь непривлекательным, но и ввергающим в некое сексуальное отчаяние. Он сказал:

– У атташе был дипломатический статус, Реми. Ближний Восток. Аравия. Говорят, он – друг второстепенных членов королевской семьи.

Марат с силами шмыгнул, словно преодолевая запор носа.

– Озадачивает, – сказал он.

– Но еще он ваш компатриот. Гражданство канадское. Родился в Оттаве, в семье арабских эмигрантов. В визе местом жительства указан Монреаль.

– И Службы Без Определенности желают, возможно, осведомляться, не имели ли место связи под ковром, которые бы сделали его личность не столь невинной гражданской. Осведомляться у нас, не желало ли AFR выставить его примером для иных.

Стипли удалял грязь с попы, хлопая себя по ней. Он более или менее высился над Маратом. Марат шмыгнул.

– В наших списках на устранение нет ни пищеварительных врачей, ни дипломатического антуража. Ты лично видел список членов AFR. Как нет и особых гражданских Монреаля. Мы, как говорится людьми, рыбачим на морепродукт побольше.

Стипли также смотрел по-над пустыней и городом, похлопывая себя. Кажется, он заметил gespenst-феномен своей тени. Марат по какой-то причине вновь притворился, что шмыгнул носом. Ветер был умеренный, постоянный и приблизительной температуры американовой сушилки, поставленной на «Низко». Он производил пронзительный посвист. А также звуки сдувания песка. Далеко внизу огромными комками шерсти поперек межштатного шоссе I-10 часто летели перекатись-по-полю. Их перспектива обзора, багровеющий свет на просторе коричневых скал и надвигающийся занавес сумерек, дальнейшее удлинение их чудовищных слившихся теней: все это почти сковало взгляд. Ни тот, ни иной были не в силах отрывать глаз от пейзажа. Марат умел сразу говорить на английском и думать на французском. Пустыня была бурого цвета шкуры льва. Они говорили, не взирая друг на друга, обращаясь в одном направлении, – это придавало беседе дух беспечной близости, словно у старых приятелей за просмотром картриджа или пары в долголетнем браке. Марат думал так, сжимая и разжимая поднятую руку, благодаря чему над городом Тусоном распускался и увядал большой и черный бутон.

Поднял нагие руки и Стипли, поднял и скрестил, как будто бы подавая сигнал далекой подмоге; от этого много города Тусона перечеркнули Х и пандативная V.