Бесконечная утопия

Луи давно заметил, что совместный прием пищи всегда создает некоторую степень доверия, особенно если обедаешь с клиентом. За едой они почти не разговаривали и к тому времени, как пустые створки были сложены стопкой и заказана вторая порция, стали странным образом союзниками. Не совсем друзьями, но уже связанными друг с другом. Союзниками, каждый из которых знал, что другой может исчезнуть в любой момент, но утешался фактом, что и сам так может.

Луи сделал большой глоток портера и спросил:

– Итак… вальсеры. Сколько нас?

– Я знаю пятнадцать, – сказал Хаккет. – Ныне живущих. И еще существуют записи из прошлого, отрывочные, что вызвано необходимостью, даже внутри моей собственной семьи, и чем дальше в прошлое, тем больше они превращаются в легенды и откровенный вымысел. Мы, вальсеры, Луи, большая редкость, как двухголовые телята, и рады нам примерно так же. И подозреваю, мы не часто сохраняем чистоту породы, так что дар, должно быть, появляется и снова исчезает, когда носитель забирает свою тайну в могилу. Но все равно, я предполагаю, что в мире нас намного больше. Недавно я обнаружил двоих в Маргите во время короткого отдыха.

– Сэр, можно спросить, во время отдыха от чего? Думаю, я знаю всех иллюзионистов и подобных артистов в городе, но вас вижу впервые.

Хаккет прочистил горло.

– Я не артист. Ни в коей мере не хочу принижать ваш жизненный курс. Мне повезло иметь независимое состояние. Мой отец умер, когда я был еще ребенком, но по достижении совершеннолетия я унаследовал приличный трастовый фонд. А затем мне хватило ума вложить немалую его часть в железнодорожные акции и удачи верно выбрать фонд.

Луи ничего не сказал, но внутренне скривился. Его собственный отец, для сравнения, ставил не на тех лошадей в железнодорожной лихорадке, которая последовала за открытием знаменитой дороги Ливерпуль – Манчестер, и оставил семью без средств к существованию. Он холодно смотрел на Хаккета и думал: удача любит тех, кому уже повезло.

– Что же до моих занятий, – продолжал Хаккет, – то я считаю себя ученым, не состоящим в какой-либо организации, хотя среди прочих подавал документы в Королевское общество и Королевский институт. Меня очень заинтриговали богатейшие сведения, привезенные смелыми натуралистами, начиная с тех, кто путешествовал с Куком, которого я упоминал, и заканчивая недавними исследователями вроде Дарвина. Вы читали его многотомные отчеты о путешествии «Бигля»? Кому известно, как много в ближайшие десятилетия мы можем не узнать о действии чудесного поддерживающего жизнь механизма, которым является Земля? И, конечно, мое научное любопытство обратилось на собственные странные способности, а также на способности моих родственников и остальных участников нашего рассеянного тайного общества. Как возник наш особый дар? Что именно мы делаем? Где находятся эти загадочные леса, в которые мы попадаем? Что все это значит? И что нам делать с этим странным даром? Скажите мне, Валиенте, когда вы впервые обнаружили свой талант? Вы помните?

– Очень живо. За мной гнался бык. Это не очень интересная история о том, как мы воровали яблоки там, где не следовало. Мне было не больше шести. Вдруг я оказался не на фермерском поле перед быком, а в густом лесу и смотрел на какую-то дикую свинью. Я заорал на весь лес, потом внезапно оказался обратно на поле, но бык меня потерял. Весь случай походил на ночной кошмар, каковым я его и счел. Мне потребовалось некоторое время, чтобы выяснить, как делать это сознательно.

Но ему пришлось развить свое умение, когда отчим выгнал его через несколько лет после случая с яблоками, хотя Луи не собирался рассказывать об этом Хаккету, если тот еще не знал.

Хаккет достал трубку, набил ее, прикурил и снова заговорил:

– Шесть? Я был старше. Подозреваю, ваш талант более развит, чем мой. Я обнаружил его, когда мне было около шестнадцати. Я находился в колледже, в объятиях директорской жены. Не буду вдаваться в подробности, но когда понадобилось быстро уйти и я обнаружил, что окно заперто… В общем, я каким-то образом ушел, только рядом не оказалось ни окна, ни директора или его жены, ни колледжа, ни поля для регби. Ничего, кроме дубов и ясеней, болота и собственной растерянности.

Он щелкнул по пустой створке на столе.

– После этого, стыдно признаться, будучи нескромным юношей, я решил, что мир – это моя устрица, и забирал все жемчужины, которые мог найти. В отличие от вас, мне всегда мешала ужасная тошнота, но существуют способы ее побороть. Как вы, наверное, догадались, ни один будуар не был защищен от меня. Со знакомыми леди я всегда был джентльменом, но настойчивым и весьма вездесущим. И конечно, деньги не представляли для меня проблему, ни одно хранилище не могло устоять передо мной.