Бесконечная война

«Видишь? Вот того зовут Ахмед. Он говорит по-русски». Коверкая английские слова, мальчишка показывает пальцем на худощавого мужчину с длинной седой бородой в белоснежном головном уборе. Быстроглазый парнишка, на левой руке которого не хватает безымянного пальца и мизинца, явно хочет услужить мне. Он услышал, как я произнес несколько слов по-русски и, вероятно, подумал, что сможет рассчитывать на мою признательность за оказанную услугу. А я, как часто бывает с легкомысленными иностранцами, которые недостаточно хорошо представляют себе, где они находятся, с веселым видом подхожу к Ахмеду и, протянув ему руку, спрашиваю: «Как дела?»

Удар током произвел бы меньший эффект, чем мои слова. Маленькие черные глаза Ахмеда, кажется, наполнились страхом и забегали по сторонам, словно в поисках убежища. Слышал ли кто-нибудь еще, что с ним заговорили? Заметил ли кто-нибудь его растерянность? Ахмед выглядит гораздо старше своих 42 лет. Он учился в Москве 8 лет на инженера. Конечно, когда-то он в совершенстве владел русским языком.

Но сейчас его почти забыл, и не только потому, что не с кем было поговорить по-русски. Хранить этот язык в памяти – означало чувствовать за собой вину, что было опасно. Ведь это же язык безбожных шурави, и говорить на нем равносильно богохульству. Здесь еще помнят русских «шлюх», которые нахально разгуливали по Кабулу в мини-юбках, с голыми руками и развевающимися волосами.

Сегодня Ахмед продает муку, черпая ее из белого мешка, доставленного сюда неизвестно откуда по извилистой дороге, которая соединяет Джелалабад с Кабулом. Ахмед не может устроиться на работу инженером, потому что здесь, в Кабуле, давно уже ничего не строят. Да и мука, которую он продает стаканами редким покупателям, не принадлежит ему. Он всего лишь продавец. Его дневной заработок гораздо ниже мифической суммы в 1 доллар. По оценке Международного валютного фонда, эта сумма характерна для дневных заработков в беднейших странах.

Чтобы заработать 1 доллар, Ахмеду нужно работать три дня. У него четверо сыновей не старше 10 лет. Целый день они проводят на улице в поисках еды и дров. Дрова предназначаются как для домашнего использования, так и на продажу. Дрова здесь на вес золота. Ахмед – человек умственного труда, но стыдится этого. Он хочет, чтобы его дети научились хорошо писать и считать. Он может заниматься с ними только по вечерам, после начала комендантского час, когда еще не стемнело. Дело в том, что без помощи детей семье не обойтись. Жена в давние времена, о которых можно говорить только шепотом, работала в одном из министерств. Сегодня же она не имеет права выйти одна на улицу даже для того, чтобы набрать ведро воды. Это строго запрещено. Половина населения Афганистана живет словно под домашним арестом, к которому их никто не приговаривал. Указа на этот счет Мухаммада Омара оказалось вполне достаточно.

Кабул остался таким, как был и прежде: беспокойный муравейник в хаотическом движении. Люди в постоянных поисках еды, керосина для обогрева своих домов, нескольких литров бензина. Но сразу бросается в глаза, что все как-то устарело и обветшало. Лавки торговцев построены на скорую руку. Настоящие магазины, в полном смысле этого слова, можно пересчитать по пальцам. Да и там пыльные витрины, а многочисленные трещины в стекле заклеены липкой лентой. Зато повсюду видны аптеки, в которых продаются кое-какие западные лекарства. В изобилии аспирин и множество снадобий, привезенных из Индии и Пакистана. Это единственные заведения в городе, которым позволено, непонятно почему, иметь вывеску на английском языке – «pharmacy». Такое количество аптек в городе, в котором смерть от различных болезней стала повседневностью, говорит о том, что лекарства пользуются повышенным спросом. Многие лавки и магазинчики переместились от разрушенных домов прямо на проезжую часть улиц.

Товары на прилавках двух типов. Овощи, зелень, специи, свежие и сушеные фрукты, козье мясо привозят в Кабул из окрестных деревень. Все остальное – немудреные промтовары, которые доставляются издалека. От мыльниц, ножниц, шариковых ручек и одеял, которые используются как накидки, до ткани для тюрбанов и рубах из джинсовой ткани. Караваны грузовиков с этим ширпотребом движутся по улицам города со скоростью пешехода. Водители стараются сберечь оси машин на уличных рытвинах и ухабах. Хозяева этих караванов – богатые купцы – никогда не показываются в Кабуле. Что им делать на улицах, сточные канавы которых полны экскрементов? Они предпочитают оставаться на своих виллах где-нибудь в Пешаваре или Исламабаде. Именно оттуда они дирижируют вывозом огромного количества опия-сырца, приобретают по дешевке ширпотреб, который затем втридорога продают афганским крестьянам, выращивающим тот самый опиум. Получаемая прибыль от такой торговли позволяет им наслаждаться жизнью вдали от Афганистана.