Бесконечное Лето: в плену у Матрицы.

Стараясь не зажигать огонь, я забрался внутрь. У меня давно уже был собственный набор ключей от помещений лагеря. Когда-то, очень давно, я совершенно случайно обнаружил: вещь, которую я беру с собой при отъезде, остаётся потом со мной по прибытии. Так я разжился собственным комплектом ключей (извини, Славя, я как-то не вернул их тебе!), плавками (не всё же одалживаться у Ольги Дмитриевны!), фонариком и ещё кое-чем по мелочам. Всё это добро я хранил в чемоданчике, найденном в бомбоубежище, с ним и отправлялся на очередной цикл. И, если повезёт, к этой коллекции вскоре добавится ещё один ключ.

В подсобке фонарик всё же пришлось зажечь — там было слишком темно. В его свете я различил кушетку (хорошо хоть, медсестра ночевала не на ней, у неё собственный отдельный домик), сваленные в кучу картонные коробки от лекарств. Но главное — на тумбочке действительно располагался массивный телефонный аппарат цвета антрацита с железным диском, по ободу которого виднелась предупреждающая надпись: «Внимание! Телефон не обеспечивает секретности переговоров!». Аккуратно присев на стоявший рядом стул и кое-как уняв сердцебиение, я снял трубку и набрал три заветные цифры.

Долгие телефонные гудки отзывались в сознании погребальным звоном. Минуты две пришлось ждать, прежде чем на другом конце провода сняли трубку и женский голос неуверенно произнёс:

— Алло?

— Комсомолка? — осторожно уточнил я.

— Да.

— Где ты находишься, если не секрет?

— Не секрет. Я думаю, ты и сам уже догадался, — мне показалось, она насмешливо улыбнулась, произнеся последние слова. — То, что для тебя стало Днём Сурка, для меня — Ночью Сурка. Я не успела сесть в автобус — вернее, мне пришлось вернуться назад, поскольку забыла в домике карманное зеркальце. А когда выбежала наружу, услышала рычание мотора — автобус уехал. Поначалу казалось — ничего страшного, переночую, а утром он привезёт другую смену, с ним и уеду обратно. Тем более что в столовой в холодильнике осталось предостаточно еды, в библиотеке есть что почитать, так и скоротаю время. Но утром, когда подхожу к остановке, свет фар подъезжающего автобуса ослепляет меня, и я вновь оказываюсь на пороге домика, где забыла зеркальце. И всё начинается заново.

— И давно ты так?

— Лет пять, наверное. Давно уже не слежу за временем.

Пять лет?!? Я невольно почувствовал уважение к своей собеседнице. У неё, наверное, стальные нервы и железная воля к жизни. На её месте я бы точно не выдержал — один, в опустевшем лагере, и так день за днём, месяц за месяцем, год за годом…

Комсомолка меж тем продолжала:

— До сих пор не понимаю, почему так произошло. Наверное из-за того, что, будучи вожатой, иногда бывала слишком строга с детьми, вот они и решили подшутить. Кто ж знал, что шутка затянется слишком надолго? А ты сколько здесь и как попал в лагерь?

Я сбивчиво объяснил. Говорить старался полушёпотом — вдруг кому-то вздумается прогуляться под луной и услышит мой голос. Хоть и заперся изнутри в подсобке, лучше не рисковать.

— Понятно. Что ж, у тебя хотя бы есть с кем поговорить.

— Если бы. Раз за разом они повторяют одни и те же фразы, совершают одни и те же телодвижения. Начинает потихоньку раздражать!

— Прекрасно тебя понимаю. Но их вины здесь нет: просто они «спящие».

— Кто??

— Так называют тех, чей разум полностью порабощён Матрицей. Она и задаёт модель поведения, загружая своё программное обеспечение прямиком в мозг, и человек действует уже не сам по себе, а в соответствии с загруженной информацией. Неудивительно, что они кажутся тебе биороботами. Да, не спорю, это можно назвать зомбированием личности. Всё же постарайся не причинять им никакого вреда, как бы того не хотелось — они такие же люди, как и ты. Возможно, наступит день, когда рухнут оковы сна, и они вспомнят всё, что с ними происходило.

Биороботы? Да, это объясняет очень многое! Каждая новая смена, получается, как перезагрузка компьютера: все несохранённые данные теряются, всё начинается заново. Теперь понятно и то, почему они вечно уходят от вопросов, откуда прибыли в лагерь, что находится за его пределами, демонстрируют крайне слабые знания в науке, искусстве и истории, а порой и вовсе ведут себя неадекватно. Ведь программы пишут люди, а далеко не все из них мастера своего дела — одни халтурят, другие попросту косорукие. Разумеется «спящие» ни в чём не виноваты, это разрабам нужно руки отрывать. Но почему тогда на меня не действует перезагрузка системы?

Должно быть, последнюю мысль я выразил вслух, поскольку получил ответ:

— Потому что ты «вирус». Как и я.

Час от часу не легче. Так меня ещё никто не обзывал. К счастью, Комсомолка не стала ходить вокруг да около, сразу дав пояснение: