Бесноватый Цесаревич 3

На душе стало сразу тепло и спокойно. Но одновременно горло сдавил предательский спазм. Я ведь практически перестал вспоминать про свою прошлую жизнь, а самое главное — про дорогих мне людей. Мать, близняшки, сестра, племянник остались где-то на задворках памяти. Новый мир полностью завладел моими чувствами и растворил в себе прежнюю личность. Это ведь так интересно — быть чуть ли не царём горы, распоряжаться судьбами людей, строить новую Россию и даже давать советы всяким боярам с генералами. А остальное мишура, важна цель. Ведь я и здесь наплодил детей, о которых вспомнил только потому, что их день рождения совпал с датой моего попаданства. Заигрался Константин в вершителя судеб, забыв о чаяниях и чувствах окружающих. Здешнюю супругу считаю забавной говорящей зверушкой, готовой выполнять повеления меня великого. К брату давно отношусь, чуть ли не с презрением, хотя надо учитывать разницу в менталитете и наличии у меня послезнания. Ну, невозможно гнуть взрослого человека под себя, даже не попытавшись объяснить ему причину большей части своих поступков. Про детей не думаю от слова совсем, так иногда вспоминаю, что они у меня оказывается есть. Список можно продолжать.

Мама тем временем смотрела на меня и улыбалась. Протягиваю руку, чтобы накрыть её ладонь и показать, что вот он я и ничуть не изменился.

Картинка пошла трещинами, как после попадания камня в стекло и резко рухнула. Следом полетел и я, оказавшись в полнейшей темноте. Пытаюсь кричать или ухватиться руками за стену, но, к своему ужасу, понимаю, что не могу произнести ни звука, а рук у меня просто нет. Я превратился в сгусток материи без тела и чувств. Только всепоглощающий ужас стал моим единственным спутником в этом туннеле, ведущим в никуда.

Подпрыгиваю на кровати и сваливаюсь на пол. Сердце бешено колотится, норовя выпрыгнуть и убежать куда подальше. Жадно глотаю свежий воздух, ощущения такие, будто меня только что душили. Ощупываю себя, вроде всё на месте. В предрассветных сумерках рассматриваю комнату и вспоминаю, что это моя спальня в Веттингене. Ух, вот это сон! Не успеваю больше ни о чём подумать, так как за дверью раздаётся топот и в комнату влетают Дугин с одним из братьев. В свете керосинки оба смотрятся забавно наспех одетые и с оружием в руках. Чувствую, что настроение стремительно улучшается ведь есть люди, которым моя судьба небезразлична.

—Дурной сон, — отвечаю на вопросительный взгляд Петра, — Снится уже недели две, но до этого были просто образы, а сегодня будто провалился туда, и всё выглядело так реалистично.

Дугин понятливо кивает.

—У меня перед первым боем также было. Спал плохо и вообще на душе тоска. А потом после залпа и штыкового удара всю хандру как рукой сняло.

—Ладно, отбой! Пётр, оставь мне лампу, тут мне почтой творения наших будущих литераторов прислали. Почитаю, пока есть время. Всё равно уже не усну.

После того как парни ушли, подхожу к окну и прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Странный сон и я не соврал, что он беспокоит меня более двух недель. Только до этого я просыпался и не мог ничего вспомнить. А сегодня всё было так реалистично. Ещё этот тоннель, заставляющий до сих пор содрогаться от воспоминаний. Может это зов из моего мира? Тоска матери, способная дотянуться сквозь время и пространство. Не знаю, нет у меня ответа на этот вопрос. Как вариант просто пришло время покинуть этот мир и провалиться в великое ничто. Вспоминаю свой полёт и понимаю, что очень туда не хочу. Хватит рефлектсировать, будет, что будет. Если суждено погибнуть, то значит, такова моя судьба. Тем более что я уже один раз умер.

Пока займусь чтением произведений будущих классиков русской литературы. Вчера пробежался по первой главе Крестоносцев и могу сказать, что с кандидатом Новиков угадал. Надеюсь, оставшиеся двое ничем не хуже. Сажусь около окна, ставлю лампу поудобнее и погружаюсь в приключения славного псковского боярина в его нелёгкой, но героической борьбе с ливонскими собаками.

[1] Франсуа-Мишель Летелье, маркиз де Лувуа (1641–1691) — французский государственный деятель, сын канцлера Мишеля Летелье. Создатель нового способа вербовки и снабжения войск. Изобретённая им магазинная система снабжения войск использовалась европейскими армиями до середины 18 века.

Интерлюдия-6

—Как погиб? Почему упустили? — последний вопрос премьер-министр прорычал и с ненавистью запустил бутылку в стену.

Бутылка разбилась над висящей картиной, и тёмная жидкость потекла по стене. Уильям Гренвиль, сидящий напротив кузена, грустно усмехнулся, обратив внимание на символизм ситуации. Тёмно-красные потёки портвейна на холсте очень напоминали кровь. Ещё забавнее, что на полотне была изображена битва при Ла-Хоге[1], написанная Уэстом[2] как раз по заказу хозяина кабинета.

Тем временем премьер-министр немного успокоился и дёрнул за ремешок колокольчика. Буквально через секунду в кабинет вошёл старый слуга.

—Стив, принеси бутылку вина и сними картину. Её надо постараться очистить от грязи.