Читаем Бесплодная земля - пер. Андрей Сергеев полностью

              Речной шатер опал; последние пальцы листьев              Цепляются за мокрый берег. Ветер              Пробегает неслышно по бурой земле. Нимфы ушли.              Милая Темза, тише, не кончил я песнь мою.              На реке ни пустых бутылок, ни пестрых оберток,              Ни носовых платков, ни коробков, ни окурков,              Ни прочего реквизита летних ночей. Нимфы ушли.              И их друзья, шалопаи, наследники директоров Сити,              Тоже ушли и адресов не оставили.              У вод леманских сидел я и плакал...              Милая Темза, тише, не кончил я песнь мою,              Милая Темза, тише, ибо негромко я и недолго пою.              Ибо в холодном ветре не слышу иных вестей,              Кроме хихиканья смерти и лязга костей.              Сквозь травы тихо кравшаяся крыса              Тащилась скользким брюхом по земле,              А я удил над выцветшим каналом              За газовым заводом в зимний вечер              И думал о царе, погибшем брате,              И о царе отце, погибшем прежде.              В сырой низине белые тела,              С сухой мансарды от пробежки крысьей              Порою донесется стук костей.              А за спиною, вместо новостей,              Гудки машин: весной в такой машине              К девицам миссис Портер ездит Суини.              Ах, льет сиянье месяц золотой              На миссис Портер с дочкой молодой
              Что моют ноги содовой водой              Et, O ces voix d’enfants, chantant dans la coupole![7]                   Щелк щелк щелк.              Упрек упрек упрек              Осиленной так грубо.              Терей              Призрачный город              В буром тумане зимнего полудня              Мистер Евгенидис, купец из Смирны, -              Небритость, полный карман коринки,              Стоимость-страхование-фрахт, Лондон, -              Пригласил на вульгарном французском              Отобедать в отеле "Кеннон-стрит",              После - уик-энд в "Метрополе".              В лиловый час, когда глаза и спины              Из-за конторок поднимаются, когда людская              Машина в ожидании дрожит, как таксомотор, -              Я, Тиресий, пророк, дрожащий меж полами,              Слепой старик со сморщенною женской грудью.              В лиловый час я вижу, как с делами              Разделавшись, к домам влекутся люди,              Плывет моряк, уже вернулась машинистка,              Объедки прибраны, консервы на столе.              Белье рискует за окно удрать,              Но все же сушится, пока лучи заката не потухли,              А на диване (по ночам кровать) -              Чулки, подвязки, лифчики и туфли.
              Я, старикашка с дряблой женской грудью,              Все видя, не предвижу новостей -              Я сам имел намеченных гостей.              Вот гость, прыщавый страховой агент,              Мальчишка с фанаберией в манере,              Что о плебействе говорит верней, чем              Цилиндр - о брэдфордском миллионере.              Найдя, что время действовать настало,              Он сонную от ужина ласкает,              Будя в ней страсть, чего она нимало              Не отвергает и не привлекает.              Взвинтясь, он переходит в наступленье,              Ползущим пальцам нет сопротивленья,              Тщеславие не видит ущемленья              В объятиях без взаимного влеченья.              (А я, Тиресий, знаю наперед              Все, что бывает при таком визите -              Я у фиванских восседал ворот              И брел среди отверженных в Аиде.)              Отеческий прощальный поцелуй,              И он впотьмах на лестницу выходит...              Едва ли зная об его уходе,              Она у зеркала стоит мгновенье;              В мозгу полувозникло что-то, вроде              "Ну, вот и все", - и выдох облегченья,              Когда в грехе красавица, она,              По комнате бредя, как бы спросонья,              Рукой поправит прядь, уже одна,
              И что-то заведет на граммофоне.              "Музыка подкралась по воде"              По Стрэнду, вверх по Куин-Виктория-стрит.              О Город, город, я порою слышу              Перед пивной на Лоуэр-Темз-стрит              Приятное похныкиванье мандолины,              А за стеной кричат, стучат мужчины -              То заседают в полдень рыбаки; а за другой стеной              Великомученика своды блещут несказанно              По-ионийски золотом и белизной.                        Дегтем и нефтью                        Потеет река                        Баржи дрейфуют                        В зыби прилива                        Красные паруса                        Терпеливо                        Ждут облегчающего ветерка.                        Бревна плывут                        Возле бортов                        К Гринвичу                        Мимо Острова Псов.                             Вейалала лейа                             Валлала лейалала                        Елизавета и Лестер                        В ладье с кормой                        В виде раззолоченной                        Раковины морской                        Красный и золотой
                        Играет прилив                        Линией береговой                        Юго-западный ветер                        Несет по теченью                        Колокольный звон                        Белые башни                             Вейалала лейа                             Валлала лейалала              "Место рожденья - Хайбери. Место растленья              Ричмонд. Трамваи, пыльные парки,              В Ричмонде я задрала колени              В узкой байдарке".              "Ногами я в Мургейте, а под ногами              Сердце. Я не кричала.              После он плакал. Знаете сами.              Клялся начать жить сначала".              "В Маргейте возле пляжа.              Я связь ничего              С ничем.              Обломки грязных ногтей не пропажа.              Мои старики, они уж не ждут совсем              Ничего".                      ла ла                   Я путь направил в Карфаген              Горящий горящий горящий              О Господи Ты выхватишь меня              О Господи Ты выхватишь                            горящий
Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия