Бесплотные герои. Происхождение образов "Илиады"

Вообще, с XVI–XV веков ахейский мир находился под сильным влиянием Египта, что фиксируется не только в мифах, но и археологически: попытка бальзамирования, золотые маски и египетский иероглиф «знак жизни» в шахтных гробницах Микен. Ахейские вожди, по-видимому, участвовали в столкновениях египтян с гиксосами в Египте. X. Лоример предположила, что в Амарне, столице фараона-еретика Эхнатона во второй четверти XIV века, существовал квартал ахейских купцов. В табличках ахейской письменности XIII века есть личные имена Египтий (в Кноссе) и Эфиопос (в Пилосе), а также египетское название меча. Ну а во второй половине XIII — первой половине XII века ахейцы и данаи в числе «народов моря» напали на Египет и подвизались в качестве то врагов, то наемников в Ливии и в долине Нила. Так что канал для проникновения фольклорных мотивов и сюжетов из Египта в ахейский мир явно существовал с XVI по XII века до н. э.

Таким образом, есть основания увидеть в рассказе о похищении и возвращении царской жены бродячий египетско-критско-финикийско-ахейский сюжет. В роли драматической героини Троянского эпоса в Елене совместились культовый образ спартанской богини, фигура финикийского сказания и персонаж египетской волшебной сказки. В этом образе и — шире — в этом сюжете нет внутренних особенностей, которые бы диктовали приурочение к району и событиям Троады, хотя эти особенности (экспедиция на восток, война) и облегчали кое-чем такое приурочение. Этот сюжет внес в эпос проблемы брачной морали, героизировал авантюрные аспекты любовного треугольника и прежде всего защиту супружеских прав.

Так сложился образ Елены — центральной фигуры всей Троянской эпопеи. Образ, вокруг которого постепенно собрались все остальные.

3. АГАМЕМНОН

Глава коалиции ахейских царств Агамемнон обрисован в «Илиаде» чрезвычайно противоречиво. В одних ее местах он грозный и смелый воин, щедрый властитель, волевой полководец и заботливый брат. В других о нем сообщаются скверные вещи: жаден, злобен, завистлив, мстителен. Трижды панически призывал ахейские войска к бегству, оскорбил лучшего греческого воина, отчего тот покинул битву, а это обрекло греков на поражение. Словом, в этих местах Агамемнон не соответствует эпическому идеалу героя.

Противоречивость эта по-разному объясняется в трудах ученых. Одни толкуют ее как свидетельство высокого художественного мастерства поэта — уже почти три тысячи лет тому назад он создал сложный, разносторонний, психологически глубокий образ. Они не слушают скептиков, укоризненно внушающих им, что трудно ожидать такой сложности от безграмотного народного певца. Подобные возражения они воспринимают как непозволительную наглость — усомниться в гениальности великого Гомера! Да и в фольклоре других народов известен образ славного, но двоедушного государя, наносящего обиду превосходящему его доблестью вассалу — таков в русских былинах Владимир Красное Солнышко, оскорбивший богатыря Илью Муромца и наказанный (хоть и не слишком строго) за это. Но — важное отличие — там качества героя сочетаются не столь противоречиво: по одним показателям он хорош, по другим плох. Владимир щедр, но не смел, а вот Агамемнон в одинаковых ситуациях то смел, то труслив.

Другие ученые толкуют эту противоречивость иначе — как результат подправок и переделок при постепенном формировании поэмы. Имеется в виду, что в этом процессе участвовали певцы с разной политической ориентацией — из круга почитающих эту легендарную фигуру и из противоположно настроенных. В поэме один из трех призывов Агамемнона к бегству (первый — во II песни) объявлен притворным: вождь-де хотел лишь испытать свое войско, он не ожидал, что все и впрямь ринутся бежать. Но остановил их и вернул в строй не он, а Одиссей. К тому же этот призыв Агамемнона сам по себе ничем не отличается от двух других его призывов — в IX и XIV песнях, а уж те-то были, бесспорно, сделаны всерьез. Поэтому разговоры об испытании войск — явно результат ретуши, подправки прежнего искреннего призыва к бегству. Здесь неподобающему поведению верховного вождя, оказавшегося трусом (это один, негативный, образ Агамемнона), пытались придать респектабельную мотивировку (более соответствующую другому, положительному, образу Агамемнона). Это толкование представляется наиболее верным.

Есть еще и третье толкование противоречивости образа Агамемнона: он столь непонятен и нелогичен потому, что хорошо отображает реальную историческую личность, которая, естественно, не укладывается в схематический контур, заданный жанром. Если так, то эта личность должна была жить незадолго до отражения в «Илиаде», иначе законы жанра успели бы привести образ к нужным параметрам.

Итак, у нас три взаимоисключающих толкования. Впрочем, возможно, и не совсем взаимоисключающих: могли ведь проявиться и высокое психологическое мастерство одного из певцов (пусть и маловероятное), и участие разных певцов в формировании образа, и близость его реального прототипа.