Беспокойники города Питера

…дернув пупком змеюку откинулано та подскочила опять из кустов куманикии шею обвила страстною лентойначала сдавливатьручонки задергались, посинели зубенкии лизка свалилась на мшаниккомары налетели и мошкиа сильный змей раскидав

белорозовый плен одеждвстал вопросительным знакомнад упавшими ножкамижало оскалил и…туда свою головугде встречаются сумерки юностис утром томительным младостигде ноль к истоку зеро утекает

в разрыве фейверков телесныхпогружаясь все далеелесная рептилия уместиласьи здесь наша лизка пописалапривстала зевнувничего не заметиланичего не запомнилакрасные лаковые туфли

на белых длинных носочкахносочки на пуховых чуть загорелыхножках, икры блестятблестят глаза, она смотрит на облакалевая под платьем рукавспоминает будто что-топравая козырьком у лицаона любит смотреть в синюю даль

она предчувствует Гха-цев то время как Кхо-о стало ужежеланным Маце-бо.

Казалось бы, все в порядке, мы только что наблюдали — превращение энергии в материю, в эстетически организованное пространство свершилось, но читатель недоумевает, почему у него время от времени возникает ощущение страха. Дело в том, что, укротив Хаос, Гран-Борис не отрекается от него, а тянет за собой. Он не превращает отвоеванную территорию в защищенную крепость, тонкая, чисто условная перегородка отделяет нас от «внешней тьмы», от первобытного темного ужаса.

Борис в конце почти каждого сочинения указывал год написания, поэтому можно проследить, как в его творчестве антихудожник расширяет и узаконивает свое присутствие наряду с художником.

…она заплакала капая слезами, они падали на меня прошивали тело пули утреннего расстрела затем швырнули в лодку и до сих пор кто-то носится в ней по темным волнам в неизвестных морях и неизвестных мирах.

Как червь во флейте задремал у истоков антимира; хотелось продлить сон — жаль расставаться с Пустотой: тоны тонноклокотов: оратория тартаротрат. Свет лопнул — роды глаз. Долго, до последних отжатий слезных желез вопрошает искатель щей. У кого? Но ни болт, выточенный до универсума, ни всезаполняющие хлеба не дадут ответа. Монолога не… Диалога не. И что бы ты ни делал — отсюда ноги не уберешь. Мир — больница, в коридорах которой в жмурки должно играть. Что поделать? — пожизненный иск лазаретных щей. Конечно же помнишь их вкус.

Непонятное так наскучило, что злостно ударил по небоскату и сбил мошкару облаков, кинул их к ногам Отца. — Что ты натворил? — Мне что-нибудь поинтереснее, чем жизнь! — Хочешь видеть горы музыки, летающей внутри черного света? — А такое бывает?..

Здесь на языковом материале происходит разрушение нашего мира, вместо акта созидания, присущего художнику, начинается обратное движение от Космоса к Хаосу. То же самое можно наблюдать в стихотворных текстах.