Беспокойные сердца

Ему в голову не приходило, что Виноградов проникнет в тайный смысл интриги. А оказалось, противник вырос, стал серьезным и беспокойным. Оставалось попробовать последнее средство.

Рассветов пристально следил за ходом опытных плавок и догадался о причине брака раньше, чем она была неопровержимо и добросовестно доказана. Тут он счел нужным лечь в больницу, благо с давлением у него и в самом деле неблагополучно, и сделал еще один шахматный ход.

…Поздно ночью в квартире Савельева прозвонил телефонный звонок. Слабый, болезненный голос спросил Григория Михайловича.

— Рассветов говорит… Из больницы… Вот, заболел я, Григорий Михайлович. Как бы не оказалось, что песенка спета…

— Ну, ну, бросьте вы, — с грубоватой бодростью громко сказал Савельев. — Поставят на ноги, не беспокойтесь.

Он не любил своего заместителя, хотя и уважал его, и испытывал неловкость оттого, что не знал, о чем с ним говорить в подобном случае. Рассветов никак не отозвался на попытку Савельева подбодрить его и продолжал прежним тоном:

— Григорий Михайлович, я попрошу вас об услуге…

— Пожалуйста, пожалуйста! — то же чувство неловкости заставляло Савельева быть особенно предупредительным.

— Мне очень неприятно, что так получилось с Валентином Игнатьевичем. Поспешили мы… Не разобрались. Судили по первому впечатлению. Я думал-думал над этим делом и чувствую: здесь что-то иное. Если поставят на ноги — займусь лично. А пока передайте ему мои искренние извинения…

Савельеву как-то не пришел в голову вопрос, почему Рассветов, если его так уж беспокоит совесть, не может позвонить на другой день в лабораторию и поговорить с Мироновым лично. Виталий Павлович продолжал говорить, и у Савельева невольно сложилось впечатление, что именно переживания, связанные с «делом Миронова», и привели главного инженера чуть ли не на край могилы. Он пообещал Рассветову и, положив трубку, вздохнул с облегчением. Похоже было, что кляузное дело начинает распутываться, коль скоро Виталий Павлович заговорил в таком тоне; этот человек отличался тонкий интуицией.

Но самая блестящая интуиция не может заменить неопровержимых доказательств, и в таком именно смысле высказался в частной беседе с директором работавший на заводе следователь. Савельев и сам понимал, что нужно найти истинную причину появления «белых пятен», а потому не спешил выполнить просьбу Рассветова. Потом же стало просто не до этого. Бывает, выпадают такие дни, когда неприятности сыплются одна за другой, словно их вытряхнули из мешка. С самого раннего утра позвонили из отдела техники безопасности: в транспортном цехе столкнулись два паровоза, сильно помят машинист; позже, к полудню, сообщили: в прокатном цехе лопнул редуктор, который никак не могли собраться заменить, ибо требовалась остановка стана на сутки. Не способствовал улучшению настроения и звонок из министерства; Савельев даже подумал с досадой: насколько там иные люди далеки от практической жизни; им легко иметь дело с одними бумажками. Бывало же так, что дипломатично составленная бумага давала отпущение самых серьезных грехов. Виталий Павлович — вот мастер писать; под его пером и тяжкая провинность может предстать детской шалостью. А может случиться и наоборот… И дойдя в своих размышлениях до этого «наоборот», директор приказал соединить его с Вустиным.

— Что-то вы долго возитесь с расследованием, друзья дорогие, — язвительно сказал он, услышав добродушный мягкий басок Вустина. — Можно подумать, тайну вечного движения открываете.

— Григорий Михайлович, все готово, только вот машинистка печатанием задержала. К вечеру будет доложено.

— Все готово, а я ничего не знаю? Аркадий Львович, вы меня удивляете своим педантизмом. Забирайте сейчас же все материалы, все черновики или что у вас там — и немедленно ко мне. Захватите с собой Миронова. Да, — спохватился он, — не забудьте пригласить Виноградова.

По правде говоря, Вустин был готов к докладу уже утром. Но на рапорте директор смотрел мрачнее тучи, и благоразумнее было подождать. Звонок Савельева означал какую-то перемену в обстоятельствах…

В приемной пришлось подождать: директор разговаривал с военпредом. Виноградов не усмотрел в этом ничего особенного, но Вустин, более знакомый с заводскими делами, насторожился. Он знал, что военпреда усиленно обхаживал Рассветов…

Когда спустя двадцать минут высокая дверь кабинета директора открылась, выпустив щеголеватого майора, и секретарша пригласила их войти, Вустин обратил внимание на Савельева. Тот, казалось, был смущен и расстроен, хотя и прятал свои чувства под личиной деловитой суровости.

— Ну, расскажите вкратце, что вы нашли, — сказал директор, полистав обширный материал. — Главное: что за причина?

— Утепляющая смесь, названная «экзомиксом», — сказал Вустин, но, увидев суровый взгляд, брошенный Савельевым на Валентина, поторопился добавить: — Однако Валентин Игнатьевич, как раз не причастен к этому.

— А кто же? Снова какой-то детектив?