Беспокойный возраст

— Не тужи, доченька. Все перемелется. Время покажет и хорошее и плохое. Разберетесь… Зато потом все будет крепче.

Лидия всхлипывала, размазывая по щекам слезы. А через неделю получила от Максима письмо с газетной вырезкой, прочитала матери.

— Видишь, мама, не такой уж он плохой, как ты думала, — сияя, сказала она.

Серафима Ивановна ответила:

— Было плохое, теперь узнала хорошее. Придет время, узнаете друг друга еще лучше. Доверия будет больше.

Начались занятия в институте. Дни побежали быстро. Лидия как будто успокоилась, но безотчетная тревога не оставляла Серафиму Ивановну. Ей казалось, дочь что-то скрывает от нее. Однажды Лидия прибежала домой чем-то взволнованная, бледная, но на все расспросы матери не отвечала.

Серафима Ивановна подумала: «Тоскует, но это к лучшему. В разлуке любовь крепнет».

28

Лидия Нечаева по поручению райкома комсомола участвовала в комиссии по культурной работе среди молодежи.

В обязанности ее входило проведение бесед на темы: «О правилах поведения», «Что такое коммунистическая мораль», «Моральный облик советского человека», а также читательских конференций и диспутов о любви, дружбе, комсомольской чести и долге… После раздумий над горестями и неудачами в своей личной жизни Лидия особенно непримиримо относилась к нарушителям комсомольской этики.

Федор Ломакин и секретарь райкома комсомола яростно ополчились против таких нарушителей. Помощниками Лидии в этом деле были студенты строительного факультета: Олег Табурин, Кирилл Дубовцев и Василий Петрушин. Вместе с ними она дежурила в клубах, в студенческом общежитии, устраивала по вечерам игры, затевала викторины, выпускала сатирические листки, предотвращала ссоры, мирила молодых супругов…

Эта работа постепенно увлекла Лидию, но доставляла ей немало хлопот. У нее появились и новые друзья и новые враги. Одни называли ее валькирией[7] за ее бесстрашное заступничество за девушек, пострадавших от ребячьей грубости и неуважительных поступков, другие — моралисткой, фискалкой и прокуроршей.

Лидия проводила свою работу в тесном содружестве с комсомольцами-дружинниками.

В общественных местах водворялись желанный порядок, свободное и дружное веселье. В танцевальных залах спокойно кружились пары, и девушки переставали боязливо озираться на залихватски покуривающих по углам, взлохмаченных нахальных типов. Даже в коридорах и фойе установилась тишина, а «оруженосцы» — тайно влюбленные в Лидию Олег Табурин, Дубовцев и Петрушин — ходили за своей «валькирией», готовые по первому зову прийти к ней на помощь.

Однажды в дождливый вечер она дежурила в одном из клубов. В кинозале показывали фильм, на сцене выступал самодеятельный хор, в танцевальном зале, как всегда, было людно. Лидия и ее «оруженосцы», войдя в зал, протиснулись через толпу поближе к оркестру.

Вдруг кто-то схватил ее сзади за плечи. Она резко обернулась, возмущенная. Ухмыляясь, на нее смотрел Леопольд Бражинский. На его помятом, вытянутом вперед длинноносом лице отражалось скрытое злорадство. Элегантный серый костюм, теперь уже изрядно поношенный, свисал с его плеч.

— Здорово, моралистка, — наигранно весело воскликнул Бражинский, бесцеремонно сжимая руку Лидии повыше кисти. — Говорят, ты теперь стоишь на страже комсомольской нравственности?

Лидия отстранилась, пытаясь освободить руку.

От Бражинского попахивало вином, глаза смотрели вызывающе, злобно. Рядом с ним, вихляясь на тонких ногах и нетрезво мотая головой, стоял худосочный паренек с нежным бледным лицом и мутными, словно выцветшими глазами. В костюме его была та же запущенность и вместе с тем щегольство под Запад. Лидия узнала Колганова.

Она запомнила его с того дня, когда на комсомольском собрании разбиралась скандальная история о кутежах студентов.

Юрий, не узнав Лидии, тупо смотрел на нее.

— Эт-то мой друг, — представил Бражинский товарища. — Не ханжа и не моралист, заметь.

— Б-благородная мисс. Ч-честь имею, — заикаясь на первых слогах, промямлил Юрий. — П-пазволь, Леопольд, пригласить т-твою синьорину на рок-н-ролл… Кхм… А?

Олег Табурин, Кирилл Дубовцев и Василий Петрушин предусмотрительно встали за спиной Лидии.

— Как ты живешь? — чтобы рассеять неловкость от поведения Юрия, спросила Лидия.

— Твоими молитвами, — развязно качнулся на ногах Леопольд.

— Неужели ты все еще не устроился куда-нибудь учиться или работать? — спросила Лидия строго.

— Учиться? После того, что случилось? Ты или наивна, или издеваешься… Папа сел на восемь лет с конфискацией всего имущества! Какая же тут учеба?! — в голосе Бражинского прозвучали злобные нотки.

— Но как тебе не стыдно вести такую жизнь… На вас смотреть противно! — вырвалось у Лидии.

— М-мисс, с-сто долларов! Едем с нами! — воскликнул Юрий.

Вокруг уже собрались любопытные.

Олег Табурин кинул на Лидию вопросительный взгляд.

Бражинский, прищурив левый глаз, словно прицеливаясь, сказал:

— Знаешь что? Плевал я на твою мораль! Ведь ты… ты… сама…

Бражинский не договорил. Между ним и Лидией в одно мгновение встал Олег Табурин. Достаточно опытные, хотя и менее решительные, Кирилл Дубовцев и Василий Петрушин оградили фланги.