Читаем Бесполезные мемуары полностью

Мне показалось, что я убедил молодую даму, она обещала в точности следовать моим указаниям и советам, за исключением одного пункта, потому что не смогла бы говорить обо мне дурно, в то время как её привязанность ко мне возрастает. Разговаривая таким образом, мы приплыли к Джудекке; моя соседка подала мне руку со смешанным выражением грусти и скромности, попросив сохранить дружеское отношение к ней и пообещав, что она тоже будет хранить и подтверждать это дорогое для неё чувство без ущерба для приличий. На этом я вышел из гондолы, пересел в другую лодку и вернулся в Венецию, размышляя о любви и об истории, которую услышал.

Глава X

Продолжение моей последней любви

Восемь долгих дней прошло без каких-либо новостей о моей красивой соседке. Однажды утром она пришла в свою рабочую комнату и, как только увидела меня, бросила камень, завернутый в бумагу, а затем убежала. Я развернул записку и прочёл такие слова: «Сегодня я выйду после обеда с разрешения мужа. Будьте в обычное время на мосту Сторто, вы найдете гондолу с белым платком. Мне надо с вами поговорить».

Я полетел на свидание. Моя соседка не заставила себя долго ждать. Весёлое выражение, какого я у неё ещё не видел, освещало ее прелестное лицо. Она велела гондольеру отвезти нас сначала на Большой Канал, а затем к Санта-Маргарита.

«По правде говоря, – сказала она смеясь, – я думаю, что вы колдун: все, что Вы предсказывали, произошло». Она достала с груди еще одно письмо, мне неизвестное. Это письмо было написано тем же почерком, что и первое, в том же стиле и составлено в столь же напыщенных выражениях. Этот якобы «Я» благодарил свою соседку за то, что она соизволила подарить ему свой портрет, и клятвенно обещал, что всегда будет носить его на сердце. Он жаловался, что не видит свою повелительницу у окна, но прекрасно понимает, что благоразумие требует от неё жертвы, и смиряется с этим, клянясь ей в вечной верности. Чтобы показать, насколько далеко простирается его любовь и доверие, он рассказал юной даме о некоторых своих коммерческих делишках. Некий вексель, которого он ждёт с нетерпением и который почта никак не может доставить, его беспокоит. Наконец, этот бесстыдный и жалкий «Я» просит даму одолжить ему двадцать цехинов в счёт запаздывающего векселя и клятвенно обещает выплатить эту сумму в конце месяца. Прочитав эту гнусность, я почувствовал, как кровь бросается мне в лицо, но моя соседка, заметив мой гнев, расхохоталась. Я с дрожью спросил, как она отреагировала на эту наглость.

«Точно так, как вы мне посоветовали, – говорит она. – Случай настоятельно потребовал этого. Должна признаться, я говорила о вас дурно, и прошу вас простить меня. Самозванец, озадаченный моим гневом, хотел настаивать, но я заставила его замолчать. Я запретила ему отныне передавать мне сообщения и записки, сказав, что имею твёрдое намерение разорвать все отношения с вами, и вы можете видеть на примере нашего свидания в гондоле, насколько серьезно и бесповоротно отложилось это суровое решение в моем сознании. Но я должна рассказать Вам хорошую новость: мой муж поймал нашего мошенника на воровстве, застав его на месте преступления, когда тот открывал ящик, чтобы вытащить несколько дукатов. Он сразу же указал на дверь вору и его жене. Я выразила некоторое сожаление, говоря в пользу виновного, но так, чтобы муж не вздумал смягчиться. Милостыня сделала меня благословенной для этих негодяев, и семья, наконец, через три дня покинула дом».

«Ну что ж! – воскликнул я, – вот это чудесно. Теперь, если ваш муж спросит про портрет, нетрудно будет догадаться, кто его украл. Я рад видеть Вас, наконец, избавленной от этого затруднения».

– «Увы! – ответила молодая дама со вздохом, – почему у меня нет такого друга, как вы, чья поддержка была бы мне столь выгодна! Какую помощь вы оказывали бы моему подавленному духу! Какое облегчение для моей грусти! Но это невозможно; мой муж слишком неблагожелательно относится к вопросу о визитах. Однако любите меня и считайте, что моё чувство к вам – больше чем уважение. Будьте уверены, что я часто буду искать возможность вас видеть и поговорить с вами, если эти беседы вас не утомят. Ваша скромность, ваши манеры порядочного человека поощряют и успокаивают меня, и чего мне опасаться? Я знаю обязанности замужней женщины, и я знаю, наконец, что я бы скорее умерла, чем их забыла». Гондола причалила в Санта-Маргарита. Я схватил самую красивую в мире руку и хотел было поднести её к губам, но моя чудесная соседка вдруг отдёрнула ее. «Нет, – сказала она, – это я должна поцеловать руку своего наставника и мудрого советчика». Она действительно попыталась взять мою руку, и я в свою очередь отнял её. В этот момент дверь гондолы открылась, и я спрыгнул на берег, в опьянении, в головокружении, в лихорадке, а гондольер увозил мою любовь[20].

«Было бы преступлением, – думал я по дороге домой, – не любить существо столь добродетельное. Вот, наконец, феникс, которого я так искал. О, Дон-Кихот! Как моё молодое сердце похоже на твоё!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное