"Беспощадный"

Моряки сидят в темноте, беседуют. Потом запели песню о "Беспощадном". На песню, как на огонек, потянулись люди. Это были рабочие Морского завода, до того укрывавшиеся в убежище возле Минной пристани. Сразу запомнив припев, они стали вторить хору моряков. Людей на стенке становилось все больше. Показались девушки, женщины с детьми. Им тоже надоело сидеть в штольнях при тусклом свете запыленных лампочек.

Допели моряки песню. Кто-то из рабочих крикнул со стенки:

- Давай баяниста на пристань! Потанцевать хочется.

Ко мне приблизился Бут:

- Уж скоро месяц матросы не отдыхали. То воевали, то работали сутками. Пусть повеселятся.

- Ладно, - согласился я. - Пусть сойдут на стенку.

Довольные матросы не нуждались в уговорах. Все свободные от вахты мигом очутились на пристани.

Матрос Чередниченко сел на пал - тумбу, за которую крепятся швартовые тросы с кораблей, и широко растянул мехи своего много повидавшего баяна.

- Краковяк! - требовательно прозвучал звонкий женский голос. - Краковяк давай, да с огоньком!

По кругу парами поплыли танцоры. Даже те, кто сроду не танцевал, пустились в пляс. Благо, темно, никто не увидит, что танцор ты не первоклассный. Желающих повеселиться было хоть отбавляй. Один танец сменялся другим.

Веселье на Минной стенке продолжалось бы долго. Его нарушил сигнал тревоги. Матросы кинулись на корабль. Их гости - в убежище, в штольни.

Утром стало известно, что ночью группа немецких танков прорвалась почти к самому братскому кладбищу на склоне Малахова кургана и обстреляла город. Танки удалось быстро прогнать. Но факт остался фактом: фронт вплотную придвинулся к Севастополю.

Опять все сначала...

Группа моряков во главе со старшим лейтенантом Алешиным утром отправилась в Сухарную балку за боеприпасами. К "Беспощадному" подошел кран с нашими пушками. Начали их устанавливать. Работа шла споро. Неутомимо трудились моряки, стараясь быстрее докончить то, что не успели сделать в доке.

Представитель Морского завода принес список рабочих и их семей, которых мы должны веять на борт. Вместо четырехсот их оказалось четыреста пятьдесят. Возражать я не стал. Лишних пятьдесят пассажиров для нас не проблема. Предупреждаю только, чтобы все строго придерживались порядка, зря не бродили по палубам, не мешали экипажу в случае боевой тревоги. В списке много женщин и детей. Распорядился выделить для них лучший кубрик. Матросам все равно в нем делать будет нечего: на переходе им придется постоянно находиться на боевых постах. Козинец принял полный запас питьевой воды. Берем достаточное количество продуктов. Завод в помощь корабельным кокам прислал своего повара.

Огромный морской кран опустил на полубак миноносца носовую пушку. Матросы начали закреплять ее, но тут над бухтой появились вражеские самолеты, Буксир спешно оттащил от корабля махину крана.

Бомбы упали в стороне. Не успели мы объявить отбой, как последовал новый налет. С борта "Беспощадного" видно, как клубы пламени и дыма взвились над Морским заводом, госпиталем, вокзалом. Потом опять налетели бомбардировщики. Теперь они метили по кораблям. Над бухтой неимоверный грохот. Яростно стреляют зенитки кораблей, рвутся бомбы. Облака дыма заслонили солнце. Над головой истошно завывают фашистские самолеты, отбиваясь и увертываясь от стремительных краснозвездных ястребков.

Разделившись на группы, "юнкерсы" пикируют на крейсеры "Червона Украина" и "Красный Кавказ". Только эти корабли да наш "Беспощадный" остались в севастопольских бухтах.

Со стороны железнодорожного вокзала показалась еще одна группа самолетов. Эти летят на нас. На эсминце действуют только зенитные автоматы и одно орудие. Стреляем из них. Захлебываясь, частят пулеметы. Пикировщики круто ныряют с высоты. Первый, второй, третий. Их бомбы падают так близко, что взметенная ими вода обрушивается на палубу. Четвертый самолет сбросил бомбы. И - все замерло. Слышен только зловещий, душераздирающий вой. Мы уже научились по звуку определять направление полета бомбы. Сейчас все поняли: она летит точно, сейчас обязательно, неизбежно попадет. Прекратили стрельбу артиллеристы. Замолчали пулеметы. В этой жуткой тишине я услышал короткий металлический удар, а мгновением позже корабль подкинуло вверх. Стена темной пыли выросла над пристанью. Рухнув в клокочущую, коричневую от ила воду, эсминец стал крениться на правый борт. Спешно заводим пластырь. Он не держит: его проталкивает внутрь пробоины. Заводим второй, больший. Корабль погружается. Сильно накренившись, он уже опустился до среза полубака. Вызванные мною буксиры швартуются у борта, чтобы хоть немного поддержать тонущий эсминец. Их насосы откачивают воду, но она не убывает. Свои насосы мы пустить не можем: повреждена паровая магистраль.

Ведь надо же так! Двухсоткилограммовая бомба угодила в палубу, пробила ее, затем второе дно и килевую дорожку, зарылась в грунт под кораблем и только тогда взорвалась. Взрывная волна причинила дальнейшие разрушения.