Беспредельщик

Прищуренные глаза, тяжелый подбородок и нитка сжатых губ — он никогда не улыбается, словно зол на весь мир. Непроницаемое лицо не дает подсказок, как себя вести. Я даже не понимаю, знает ли он про Алекса… Но иначе он бы не пришел, верно?

Он не мог за мной следить — я ему не нужна. Но я покрываюсь потом. Мне так страшно, что перед глазами плывет, я начинаю пятиться, пока под колени не упирается стул. Неловко сажусь, потому что ноги не держат. Молчу, смотрю исподлобья, втянув голову в плечи, и жду.

— Полинка где?

— Спит…

Толя выдвигает стул и по-хозяйски садится напротив.

Взгляд скользит по ногам, груди. Я боюсь шевельнуться, пока он меня рассматривает. Из внутреннего кармана он достает черную пачку сигарет. Закуривает, чиркнув дорогой зажигалкой. По кухне идет неприятный, горький дым очень крепких сигарет.

— Пепельницу.

Пепельницы у нас нет. Я не курю, а Толя в нашей квартире, кажется, впервые за пять лет. И хотя купили ее мне, хозяином он себя считает. Вместо пепельницы я подаю декоративную тарелку с подоконника.

— Моя девчонка заболела, — говорит он, стряхивая пепел на расписанную розами керамику. — Подцепила грипп, сука драная. Едешь со мной в «Кипарис». Вызывай няню.

Я пялюсь на него большими глазами.

«Кипарис» — загородный клуб. Место для своих. Комплекс с сауной, бассейном, были даже конюшни, но с лошадями не пошло и когда я была там в последний раз, их переделали для хранения инвентаря. Толя с друзьями посещали его потому, что хозяин был «своим», держал подпольное казино и столы для покера, а бар, где ждали всегда готовые на все девочки, никогда не закрывался.

Сказать «нет» — не могу. Как это нет, Ника? — спросит он, и прищурится. У него очень неприятный взгляд. Я нервничаю всякий раз, когда он на меня смотрит. Этот страх въелся под кожу, он часть меня. Холодок, который сочится по венам вместе с кровью.

Но сказать «да» не могу тоже… Я не хочу с ним в клуб. Это не просто пройтись под ручку. Во-первых, в «Кипарис» он ездит с ночевкой, иногда на все выходные. Во-вторых, если он будет в настроении и не слишком нажрется, с ним придется переспать. Если ему будет лень — тогда минет. Я раньше часто делала. Но именно сегодня при мысли об этом к горлу подкатывает приступ тошноты.

— Надолго? — уточняю я, и добавляю, чтобы не злился. — Полинку нельзя оставлять одну…

— Она уже большая, — перебивает он. — Быстрее, у меня бронь на полдень. Максимум до двух, потом можешь валить. У меня встреча.

Я никак не могу понять, о чем он думает. Неужели совпадение и он не знает про нас с Алексом? Дело всего лишь в том, что его мадам заболела и нет знакомых подстилок согреть ему постель, кроме меня? Мне становится не по себе. Дочка подросла… Ей уже пять. Как он убедился на дне рождения, с ней уже не так трудно, как во младенчестве… А вдруг он решил вернуть меня?

— До двух ночи… Или дня?

— До ночи. Ты оглохла? — цедит он, мне ничего другого не остается, как позвонить няне и попросить приехать.

Я надеваю теннисное платье, сандалии и крашусь в ванной. Руки дрожат, когда я обвожу губы светлой помадой. Меня словно взяли в заложники — так я себя ощущаю.

— Переоденься, — морщится он, когда я возвращаюсь на кухню. — Выглядишь, как овца.

С упавшим сердцем я возвращаюсь в комнату. Нахожу черное обтягивающее платье, к нему — босоножки на высоком каблуке. Застегиваю высокую кожаную шнуровку, тонкие ремешки плотно обхватывают лодыжки. Толя появляется на пороге и одобрительно хмыкает.

— Красную помаду, — требует он, и я закусываю губу.

Он как-то сказал, что у меня очень эротичный рот. Настоящие врата в рай. Его очень возбуждало, когда я подчеркивала губы. Толе уже за пятьдесят, к нему нужен специальный подход. Сегодня он одевал меня так, словно хотел развлечься.

На кухне мы дожидаемся няню. Я сижу, опустив взгляд, сердце колотится, как сумасшедшее. Всей кожей я чувствую взгляд бывшего. Очень циничный, неприятный, ощущаю себя резиновой куклой, которую подготовили к «работе». Мне кажется, он не знает про Алекса. Иначе влепил бы еще с порога. Главное, чтобы няня ничего не сболтнула…

Но она — женщина понятливая. С порога здоровается и становится к плите, приготовить оладьи к завтраку. Я целую дочь, говорю, что мы с папой едем за город, но скоро я вернусь, привезу булочек с курагой, мармелад и плюшевого зайца, которого мы видели в магазине игрушек… Сажусь на постель, обнимаю теплую со сна Полинку. Меня не оставляет плохое предчувствие. Она зевает, но сонно обнимает меня в ответ и бормочет:

— Только купи голубого, ладно, мам?

Я смеюсь, глажу черную макушку. Заяц был в трех расцветках: красный, розовый и голубой. Я с ней согласна — последний вариант самый приятный.

— Обязательно, — шепчу я.

Толя в детскую даже не зашел. Я еще раз целую дочь и мы спускаемся к внедорожнику вместе с бывшим.

— Садись, Ника, — он улыбается, как варан. — И заглохни, пока не приедем.