Беспутный повеса

Лорд Эдмонд любил Мэри и поэтому больше не мог даже пытаться просто овладеть ею, хотя легко мог это сделать. Она откровенно сказала о своем влечении к нему, и ее тело многое говорило ему всякий раз, когда он касался Мэри. Как только он встречался с ней взглядом, ее глаза говорили ему о том же, несмотря на то что она сама старалась казаться холодной. Он мог получить ее, если бы захотел, и это потребовало бы лишь ничтожных усилий с его стороны. Он это знал абсолютно точно.

Черт побери, он мог получить ее!

Но Мэри не хотела общения с ним, все в ней, кроме чистой физиологии, испытывало к нему отвращение. «И вполне справедливо», – признал лорд Эдмонд. Он не может быть ей интересен. А если даже она любит его или думает, что любит, ему придется вывести ее из этого заблуждения, потому что он не может позволить себе обречь ее на жизнь с собой. Он любил ее и был бы последним подонком на земле, если бы сделал это.

Праздник должен был продлиться еще четыре дня, и лорд Эдмонд чувствовал себя обязанным оставаться в Рэндалл-Парке, несмотря на страстное желание уехать. Впереди еще четыре дня, когда Мэри будет с ним встречаться и, возможно, продолжать мучить его своим непроизвольным влечением к нему; четыре дня, в течение которых он должен бороться с искушением попытаться снискать ее расположение.

Утром, пока Мэри вместе с другими гостями осматривала оранжереи, лорд Эдмонд в одиночестве совершал прогулку верхом и размышлял над тем, что, возможно, для него правильнее всего было бы поддаться первому побуждению и пофлиртовать с Мэри, как это в определенной степени было накануне днем, и выставить себя в самом неприглядном свете – это для него не составит большого труда, он мастер вызывать отвращение к себе.

Вчера он так много рассказал Мэри о себе и видел, что пробудил в ней сочувствие. Странно, ведь никогда прежде у него не возникало желания рассказать кому-то о том самом черном дне своей жизни, никогда не возникало потребности оправдаться, и он еще никому не давал возможности заглянуть в свой ад. Никому, кроме Мэри. Да, он любил ее, и вопреки всем обстоятельствам и всем доводам своей совести – если она у него еще осталась – он хотел, чтобы и Мэри его любила.

Но в то же время он не хотел ни ее привязанности, ни ее сочувствия. Будет невыносимо знать, что ее отношение к нему потеплело. Гораздо лучше, если она будет так же презирать и ненавидеть его, как и прежде. А добиться этого можно только единственным способом.

Лорд Эдмонд горько усмехнулся, подумав, что, вероятно, он кончит дуэлью с Гудричем еще до завершения праздника. Но замысел того стоил. Если он заставит Мэри окончательно его возненавидеть, она освободится от него, а он от нее.

Удовлетворенно улыбнувшись, лорд Эдмонд пустил лошадь в галоп через вспаханное поле, не заботясь о том, что может угодить в кроличью нору или какую-нибудь другую яму. «Если бы здесь был высокий барьер, – с мрачным юмором подумал лорд Эдмонд, – я не задумываясь перемахнул бы через него, потому что сейчас никто не скачет за мной вслед, чтобы повторить мое безрассудство и сломать себе шею».

А ведь на сей раз он был совсем не пьян!

* * *

– До того как погода изменится, нас еще ждут грозы, запомните мои слова, – позже вечером довольно громко убеждала Дорис Шелбурн собравшихся возле нее гостей. – А потом лето сразу кончится, осень будет ранняя. Не можем же мы наслаждаться такой чудной погодой и не расплатиться за это.

– Грозы? – Миссис Лила Ормсби взглянула на мужа, стоявшего рядом с ее креслом. – Очень надеюсь, что их не будет. Дети ужасно боятся гроз.

– Да, дети, как правило, боятся гроз, – отозвался виконт Гудрич, который стоял позади кресла Мэри, положив руку ей на плечо. – Самое лучшее лекарство – не обращать внимания ни на грозу, ни на их хныканье, тогда они быстро поймут, что бояться нечего.

– Это легко сказать, но гораздо труднее сделать, – возразила Лила. – Когда дети плачут, и это ваши собственные дети, всегда хочется их успокоить.

– Тогда, простите мои слова, мадам, это означает просто идти у них на поводу, – не согласился с ней Гудрич. – В детях нужно воспитывать силу духа.

– Сомневаюсь, что силу духа можно воспитать таким путем, – тихо сказала Мэри. – Страх перед грозой – это жуткое чувство, и нельзя забывать, что этот страх вполне обоснован.

– Чепуха! – ответил ей виконт. – Извини, Мэри, но я категорически не согласен с тобой. Некоторое развлечение в виде грома и молнии еще никогда никому не приносило вреда.

– В Испании молния убила четырех солдат в палатке рядом с той, где были мы с мужем, – сказала Мэри, – и с тех пор я не отношусь к грозе так беспечно.

– Действительно, в грозу ее охватывает панический ужас.