Бессарабский вопрос между мировыми войнами, 1917–1940

10 февраля 1938 г. в Румынии была установлена королевская диктатура: 11 февраля в стране было введено осадное положение, 24 февраля в ходе открытого голосования была принята новая конституция, в которой появилась статья 91, запрещавшая проход иностранных войск через румынскую территорию, 31 марта были запрещены все политические партии, вместо которых 16 декабря был создан Фронт национального возрождения, наконец-то правительство смогло получить полностью управляемый парламент[644]. Учитывая, что из 16 млрд леев иностранных инвестиций в Румынии на Англию приходилось 6,7 млрд, на Францию — 4,6 млрд, на США — 2,9 млрд, на Италию — 1,5 млрд, а на Германию — всего 0,3 млрд леев

[645], румынское руководство надеялось продолжить лавирование между великими европейскими державами. В марте 1938 г. Румыния обратила внимание Англии и Франции «на ту опасность, которая угрожает миру в результате установления монополии Германии на рынках стран Дунайского бассейна и Восточной Европы», но одновременно заявлялось, что «не может быть и речи о вытеснении Германии с этих рынков, что было бы противоестественным, аполитичным и опасным»[646]

. Тем самым Бухарест лишний раз демонстрировал необходимость равного влияния великих держав в регионе.

18 марта 1938 г. Румыния одобрила аншлюс Австрии[647], но предостерегала Германию от «прямого нажима» на Чехословакию и вновь заявила, что желает тесных связей с Третьим рейхом. 30 марта в ответ на запрос Франции об отношении к возможности прохода советских войск на помощь Чехословакии румынское руководство заявило, что «в случае конфликта только между Германией и Чехословакией союзные договоры Румынии с Польшей и странами Балканской Антанты обязывают ее остаться нейтральной. Если же Франция вмешается в конфликт, то Румыния, хотя и не обязана, была бы, однако, расположена также вмешаться, но подчинила бы свое вмешательство предварительной договоренности с Польшей. Румыния принципиально отказывается разрешить проход русских войск. Однако если Румыния окажется перед русским ультиматумом, то она никогда не поставит себя в условия, могущие привести ее к конфликту с Францией и Чехословакией»

[648]. Таким образом, Румыния старалась не упускать ни одной возможности.

Поначалу восточноевропейские страны заявляли, что в случае возникновения войны они окажутся на стороне Чехословакии. Однако уже в апреле 1938 г. стало ясно, что никакого единства на востоке Европы нет. 6 апреля Польша заявила протест Румынии в связи с тем, что через ее воздушное пространство в Чехословакию пролетели закупленные Прагой в СССР самолеты. Со своей стороны, Бухарест заявил протест Чехословакии. Ссылаясь на эти заявления, Франция 25 мая указала СССР, что Польша и Румыния решительно высказываются против пропуска советских войск[649]

. В мае румынское руководство оказалось перед выбором. Сближение с Советским Союзом угрожало активизацией социальных движений в стране. Сближение с Германией означало экономическое закабаление и подчинение. Франция не проявляла особой активности, и надежды на ее поддержку становились все более эфемерными. В итоге было решено сделать ставку на Англию, несмотря на то, что в Бухаресте уже знали, что Лондон считает Румынию сферой влияния Германии[650]. Со своей стороны, Германия продолжала приручать Бухарест. 22 апреля Берлин уведомил румынское правительство, что не имеет никаких территориальных претензий на Балканах и готов гарантировать существующие румынские границы. В ответ Бухарест заверил Берлин, что румынская политика не является просоветской.

25 апреля Литвинов направил в Политбюро ЦК ВКП(б) докладную записку № 5217/л/с о ходе сессии Совета Лиги Наций, в которой в частности писал: «Что касается Румынии, для меня, по крайней мере, ясно следующее: нынешнее румынское правительство, как и предыдущее (Татареску), отнюдь не желает становиться открыто во враждебные отношения с СССР. Это не мешало, однако, правительству Татареску, как не будет препятствовать и Комнену, еще крепче связываться с Польшей и заигрывать с Германией. Не знаю, склонно ли будет нынешнее правительство вообще пойти на заключение какого-либо пакта с нами, но считаю это совершенно исключенным при сохранении нашей прежней позиции в вопросе о Бессарабии. Только в случае нашей готовности говорить с Румынией о Бессарабии, можно выяснить размеры румынской компенсации в смысле заключения пакта и ослабления ее связей с Польшей»[651]. Однако в Кремле существовали очень серьезные сомнения в возможности получения от Румынии какой-либо «компенсации» вообще, поэтому 29 апреля Политбюро решило принять эту записку к сведению[652]. Таким образом, советская позиция по бессарабскому вопросу осталась неизменной.