Бессилие и ужас в театре кукол (СИ)

— Ты ошибаешься. Нравственность, конечно, важна, а справедливость — это одна из четырёх главных добродетелей, но разве мораль не должна быть глубоко личной вещью, созданной каждым человек самостоятельно? Несмотря на мою приверженность к стоицизму (я искренне считаю, что это действительно восхитительная философия, помогающая мне жить спокойной и счастливой жизнью), мне всё же кажется, что не существует универсальной морали. Каждый пишет её для себя сам. И то, что для одних несправедливо и ужасно, то для другого может быть единственной правдой. Что же касается меня, то тут всё сложно. Просто… то, что делаешь ты… это интересно. Это отвратительно, бесчеловечно. И в то же самое время максимально гуманно, если смотреть на вещи с твоей точки зрения. Не пойми меня неправильно, меня всё устраивает в мире, я считаю, что глупо быть недовольным — это лишь множит страдания, но всё равно желаю тебе помочь. Ха, ты смотришь на меня так, будто совсем не понимаешь. Скажу так: мы с тобой очень похожи на самом деле, и я помогаю тебе, как самому себе. Как-то так. О Зевс! Ну теперь у тебя вообще выражение лица, будто на сумасшедшего смотришь.

— Ладно, давай просто закроем эту тему, ты лучше скажи, сколько времени.

— Думаю, уже где-то девять. Поедем завтра ближе к обеду. Там уже всё готово. Видишь ту коробочку, похожую на старый телефон, в рюкзаке, да?

— Угу, та, что с серой кнопкой? Я так понимаю, что именно она… всё запустит?

— Именно. Но действует не дальше десяти метров, как ты и просил. Хотя это мне совсем не нравится.

— Так надо.

На ответ Марка Костя лишь покачал головой. Немного задумавшись, он повернулся к прикрытому шторкой окну и пошёл в его сторону. Встав перед ним, парень твёрдой рукой сдвинул штору в сторону, впуская в комнату яркие лучи уже заходящего за горизонт солнца. Свет ударил Юмалова по глазам, но тот не отвернулся, а лишь закрыл веки. С десяток секунд он сидел на месте, смотря закрытыми глазами в окно. За это время всё, что он видел, вместо чёрного цвета приобрело оранжевый. В этот момент Марк подумал: «Мир что… морковка?». Нелепая и неуместная мысль развеселила юношу. Он скупо засмеялся и вскоре уснул на том же самом диване. Костя скоро тоже пошёл в свою комнату и заснул. И если Марка всю ночь мучили чудовищные кошмары, из-за которых он впоследствии совсем перестанет спать, то Костя спал крепким и спокойным сном, несмотря на предстоящее завтра.

Уже ближе к рассвету Юмалов всё-таки сумел вырваться из кошмарных чертогов своих снов. Он вскочил с кровати насквозь мокрый, покрытый слезами. Ему даже не пришлось сдерживать крик, потому что все звуки напрочь застряли в области груди чуть ниже горла. Кругом стояла темнота, и она пугала его. Встав на ноги, Марк быстрым шагом направился в ванну. Там он включил свет, подошёл к ванне и дёрнул ручку крана вверх. Полилась вода. Все тело мальчика трясло, и эту дрожь никак не удавалось унять, что лишь раздражало Марка. Дожидаясь, пока вода хоть немного нальётся, он до боли стиснул края ванны, но страх, пережитый во сне, никак не отпускал его.

— За что мне всё это? — упав на колени, прошептал он в конце концов.

Вода поднялась на высоту лишь с пол-ладони, но Юмалов всё равно разделся и залез внутрь. Облокотившись спиной на ещё холодную керамическую поверхность, он прикрыл глаза.

— Нет, я больше не буду спать. Никогда. Больше нельзя, оно… что это?

Его взгляд пал на одно мгновение на руку. Марку показалось, что он увидел там что-то необычное. Подняв предплечье вверх, он посмотрел на него и замер. По его телу ударили мурашки. На тыльной стороне его предплечья, ближе к кисти, внезапно вырос большой, налитый гноем глаз. Он впадал глубоко вниз в руку и в то же время выступал вперёд. Это был, быть может, самый уродливый глаз из всех, что видел Марк. Неестественно дёргающийся и косящийся на Юмалова, он то и дело подёргивался, а иногда моргал складками кожи, напоминающими морщины.

В омерзении Марк несколько секунд смотрел на глаз. Затем он не выдержал и стал пытаться выдавить его. Большой палец его второй руки с силой вдавился в мутную поверхность, продавливая её. Скользкая субстанция не сразу поддавалась напору и, как желе, расползалась вокруг пальца, не желая лопаться. Марк стал всё усерднее давить и выцарапывать посторонний орган, пока он вдруг не лопнул. В этот миг из него полилась кровь, бесцветная и белая жидкость, оставляя на месте глаза лишь безобразную дырку и «кожицу» от глаза. И только юноша более-менее расслабился, как заметил, что на второй руке находился точно такой же глаз, только поселившийся уже на другой стороне предплечья — у самого запястья. Его Марк тоже выдавил.