– Он сказал, что они поругались. В среду. Нора забрала куртку и ушла. Не взяла с собой ни сумочку, ни зонтик. Просто вышла и закрыла за собой дверь. Помнишь, какой дождь был в среду? Она так и не вернулась к утру. Ингемара прямо трясло от беспокойства, по его словам, с ней что-то, вероятно, случилось. А потом его самого так жутко избили! Когда я смогу посетить его? И что мне сказать детям? – Она закрыла лицо руками и заплакала.
Нина не стала докучать ей, дождалась, когда всхлипывания затихнут, и спросила:
– Как себя чувствовала Нора? Находилась в депрессии?
Кристина обвела взглядом комнату:
– Я не знаю ее настолько хорошо. Она постоянно занята детьми и домом, а Ингемар все время в делах… У нее были проблемы со щитовидкой, но чтобы в депрессии?.. Нет, вряд ли. С какой стати?
Она провела рукой по волосам и поджала губы.
Кристина завидовала Норе, поняла Нина.
– Где она может находиться? Есть у них какой-то домишко для отдыха? Место, куда они с Ингемаром имеют привычку наезжать время от времени?
Кристина покачала головой.
– Как выглядит ее куртка?
Кристина Лерберг вытерла лицо бумажным носовым платком, тушь у нее на ресницах растеклась.
– Куртка?
– По твоим словам, Нора забрала свою куртку и ушла из дому. Как эта куртка выглядела?
Кристина захлопала глазами.
– Ну… я не знаю. Это же, наверное, та, которую она всегда носила. Из плащовки. Водонепроницаемая. Темная. Серо-коричневая, пожалуй.
– Может, у тебя есть фотография Норы в ней?
Кристина окинула взглядом комнату, словно фотография могла лежать где-то там.
– Сейчас ведь нет никаких альбомов. В компьютере, возможно.
– Посмотри, вдруг найдешь снимок Норы в этой куртке?
Нина протянула одну из своих новых визиток, полученных ею от Ламии. Кристина взяла карточку, даже не удостоив взглядом.
– Тебе известно, из-за чего они поругались? Ингемар упоминал это?
Кристина снова высморкалась и покачала головой:
– Нет, я не спрашивала.
Нина размышляла, о чем еще забыла спросить.
– Ингемару и Норе кто-то помогал по дому? С уборкой, стиркой или посидеть с детьми иногда?
Кристина расправила спину:
– Нет. Нора считала за честь следить за домом сама. А я заботилась о детях в тех случаях, когда ей нужно было проходить обследования в связи со щитовидкой.
– Тетушка Тина, почему ты такая грустная?
Старший мальчик стоял в дверях и смотрел на нее полными удивления и беспокойства глазами.
– Мне кажется, ты должна рассказать детям, – сказала Нина. – Кто еще сделает это?
Она взяла свой мобильный телефон, выключила запись и встала.
Мальчик не спускал с нее взгляда, пока она обувалась, надевала куртку и выходила.
Редакция, почти пустая, дремала в сером, тусклом послеобеденном свете. Отдельные личности, хоть как-то оживляющие ее вид, сидели сейчас, уставившись в экраны своих компьютеров, без участия которых ныне не обходилась никакая форма редакционной работы. Среди прочих Пелле-фотограф, в результате применения новых технологий оставшийся единственным из всех своих коллег и теперь со своего места занимавшийся покупкой забавных кадров у международных фотобанков. А также персонал интернет-версии, старательно вводивший обновления на страничку газеты, тогда как почти все репортеры находились «в поле». Ведь новое требование о живых картинках уже не позволяло редакторам просто позвонить и получить комментарии, из-за чего постоянно приходилось тащиться куда-то, несмотря на любую непогоду, чтобы встречаться с людьми и записывать их слова на камеру.
Анника встряхнула куртку, прежде чем повесила ее на спинку стула.
– Может, нам написать об этой странной погоде? – спросил Вальтер Веннергрен, проведя рукой по мокрым волосам. – Она же переходит всякие границы.
– Мы писали так много о погоде нынешней весной, что данная тема больше не продается, – вздохнула Анника.
Она смотрела в сторону стеклянного закутка Андерса Шюмана. Неужели он действительно ел и пил за счет Ингемара Лерберга за десять дней до того, как его газета выставила политика налоговым мошенником на первой полосе? Или Лерберг просто вписал его имя в счет, тогда как на самом деле ужинал с кем-то другим? Но почему он выбрал именно Шюмана? Они, конечно, знали друг друга. Но не насколько же хорошо!
И чем он, собственно, занимается? Анника видела большой зад шефа, торчавший над стоявшим рядом со стеклянной стеной шкафом, картонные коробки и кипы бумаг загромождали его письменный стол.
– И что мы будем делать сейчас? – поинтересовался Вальтер.
Анника достала из сумки видеокамеру и села.
– Смонтируй сюжет на минуту о подругах Норы, – предложила она. – Все мои наводящие вопросы вырежи. И пометь запись там, где Пелле-фотограф сможет взять какой-то кадр.
Вальтер растерялся:
– Но я никогда раньше не кроил новостной сюжет.
Анника подняла на него глаза.
– Ты разве не одолел четыре семестра на факультете журналистики? – спросила она.
– Пять, – уточнил Вальтер и сел. – Хотя он сегодня называется факультетом журналистики, массовой коммуникации и средств массовой информации.