Бессмертие

По пути в спальню, к шкафу, она подхватила из кресла у стены чапан Шерходжи и заметила расползшиеся швы. Олия спустилась в баню и принесла оттуда измазанные грязью, покривившиеся сапоги.

— Давайте, барыня, я, — сказала она, увидев, что Тамара уже зашивала чапан.

— Я сама, — ответила та, откусывая нитку. — Это ведь мой долг.

— Конечно, добрая вы моя.

Вместе они перерыли и перебросали остатки мужниной одежды, отобрали рубашку, кальсоны, брюки, другой халат. Даже новую тюбетейку она нашла. Попалась ей под руку коробка с бритвенным прибором, и она протянула Олии:

— Отнеси ему в баню.

Та опять ушла, а Тамара села и задумалась.

Если ГПУ проследило за Шерходжой, то они придут сюда. Может быть, сейчас. Сердце ее похолодело. «Господи, за что ты меня караешь? Мне хватает хлопот из-за такого мужа, из-за отца этого Шерходжи, теперь еще и сам сыночек добавился. За что мне такое наказание?»

Встав, она решительно прошла в гостиную и со стула загасила все стенные светильники, оставив только три свечи на столе. Может быть, самой улизнуть? Куда? Нет, нужно от него избавиться. Во что бы то ни стало. Пусть еще поест вволю и убирается! Затемно. Пока дождь.

Ей стало чуточку спокойней от твердого решения.

Ну, даст ему поспать два-три часа, нельзя же быть бессердечной, а потом разбудит. Сама.

Она велела Олии вновь раздуть самовар, а сама уселась к столу и, вертя в пальцах витую, словно не из проволоки, а из скрученной шерстяной нитки связанную подставку, поразилась, неужели так может измениться подросток, виденный ею… сколько лет тому назад? Семь лет… Да, семь, она подсчитала по пальцам. Ему было тогда шестнадцать, ну семнадцать, не больше… Как и ей! Они — ровесники, может быть, она даже на год младше. Но она тогда стала из невесты женой Нарходжабая, а он… только теперь превратился в джигита. И какого!

Она и не заметила, как Шерходжа вернулся. Вскинула голову и увидела, что он стоит в дверях. Плечи богатырской силы, чисто выбритое лицо, смоляные вихры, расчесанные и даже подкрученные усы. Однако он мужчина небывалого самообладания. Боже, какой завидный мужчина! Вот только этот бесстыдный взгляд…

Подошел и спросил, как дома, как будто все эти семь лет прожил здесь, с ней:

— У тебя водка есть?

Может, его сразу выгнать? Может быть, сказать — нет. Вместо этого она встала, подошла к буфету и, взяв черную бутылку, несмело поставила ее на стол, поближе к нему, пододвинувшему к столу кресло. Пока он открывал бутылку и до самых краев наполнял водкой пиалу, было слышно, как за окнами шумит и шумит бесконечный дождь. Ничего не сказав, Шерходжа опрокинул злейшую жидкость в себя, вытер губы под усами и вздохнул:

— Слава тебе, боже!

Еще о боге вспоминает. А на отмытом лице — смертный грех. Жесткое лицо.

— Ты не пьешь? — спросил Шерходжа, снова наполнив свою пиалу и собираясь налить ей. — Выпей со мной.

— Вас ищут. Ко мне приходили из ГПУ.

— Тише, — он поднял палец, выпил и стал закусывать беляшом. — Садись…

Она присела, подставив руки под подбородок и оперевшись о край стола локтями.

— Когда приходили?

— Наверно, с месяц назад.

— А! Значит, не нашли… Настанет время, мы их будем искать. Всех отыщем.

— Могут прийти сегодня ночью.

— Гонишь?

— Не хочу, чтобы вы утонули, Шерходжа. По-моему, вода поднялась выше вашей головы, может быть, и на метр!

Он усмехнулся, дожевывая еще один беляш.

— Если вода поднялась выше головы, то уже неважно, на сколько. Мой отец всегда так говорил. Выплывем! — Он плеснул в пиалу еще немного водки, выпил, и она подумала, что сейчас его развезет, чего доброго, расшумится, разбуянится, но он спросил совершенно трезво: — У тебя есть вайвояк?

— Что это такое?

— Не знаешь? Это маузер. Очень мне нужен маузер… маузер, маузер, — стал повторять он, закрыв глаза кулаками, а когда отнял их, в глазах его стояли слезы. Он плакал. Да, он плакал, по-мужски, беззвучно, и слезы его разбудили в душе Тамары не жалость, а какое-то совсем другое чувство, исполненное уважения и даже гордости за такого человека.

— Где его взять? — прошептала она.

— Достань… С кем хочешь поговори. Отдай самую драгоценную свою вещь. Связку жемчуга, рубин, изумруд! Отец тебе вернет.

— Он в тюрьме, сами сказали. Это правда?.

— Я верну. Задарю!

— Спрошу у Закира…

— Какого Закира?

— Моего приказчика.

— Надежный человек?

— Свой. За золото молодую жену продаст.

— Тамара! Я тебя расцелую. Как самую любимую! — Он встал с трудом, то ли от усталости, то ли от выпитого, и двинулся к ней.

Он подходил качаясь, она тут же вскочила и попятилась.

— Ты меня боишься? — Он остановился, сжав кулаки. — У меня сильные руки. Видишь какие? Пока их скрутят, я всех застрелю, зарежу, огню предам!

Хорошо, что не кричал, а шипел.

— Вам надо спать, Шерходжа. Отдохните.

— Да, — сразу согласился он.