Бессмертные

Лестница кончилась, и он оказался в темном коридоре. Фонарь высветил несколько дверей. Флауэрс попытался открыть ближайшую. Она была заперта. Он постоял, прислушиваясь. Дом скрипел, шуршал, даже стонал, будто старый и больной человек. Казалось, он превратился за многие столетия в живое существо.

Внезапно одна из дверей открылась.

В свете фонаря явилась девушка. Она спокойно, не мигая, смотрела на Флауэрса. Он тоже внимательно осмотрел ее. Рост около пяти футов и пяти дюймов. Заплетенные в косу темные волосы уложены венцом. Нежное лицо с молочно-белой кожей, желтое в цветочек платье, подпоясанное на тонкой талии, совсем не подчеркивало фигуру и совершенно не походило на модные облегающие модели. Но в хрупкой фигурке под тканью простенького платьица скрывалось нечто настолько привлекательное и даже соблазнительное, что сердце Флауэрса забилось учащенно. И тут он понял, что девушка совершенно слепа.

— Вы медик? — спросила девушка мягким контральто.

— Да.

— Проходите, но осторожнее, пожалуйста, не разбудите жильцов. От них могут быть неприятности.

Девушка с лязгом задвинула тяжелый засов. Флауэрс остановился на пороге, с любопытством разглядывая большую комнату. Похоже, раньше она была спальней большой квартиры, но ее перегородили, превратив в однокомнатную квартиру.

На ящике стояла чадящая керосиновая лампа. Рядом стояли два стула и газовый камин.

На деревянной кровати лежал мужчина лет шестидесяти. Он тяжело дышал, глаза его были закрыты.

— Филлип Шумейкер? — спросил Флауэрс.

— Да, — кивнула девушка.

— Вы его дочь?

— Соседка.

— Как вы здесь оказались?

— Он же болен, — просто ответила она.

Флауэрс пристально глянул в ее спокойное, даже, пожалуй, безмятежное лицо. С трудом отведя взгляд, он сел на стул возле кровати, открыл сумку, вынул приборы и проводки. Один контакт он прикрепил на грудь старика, другой — к запястью, третий — на ладонь. Вокруг бицепса он обернул манжету тонометра и, пока она надувалась, вложил в рот больного загубник. К голове он приладил что-то похожее на ермолку.

Через несколько минут Шумейкер стал похож на муху в паутине, передающую слабые импульсы пауку в сумке. Но «паук» этот был связан невидимыми нитями с аппаратурой «скорой», стоящей на улице, и не высасывал из «мухи» жизнь, а вливал ее.

Подготовка заняла одну минуту и двадцать три секунды, но в следующий момент Флауэрс заметил на сгибе руки пациента кусочек пластыря. Он нахмурился и сорвал его. Под ним оказались маленькая припухлость вокруг разреза на вене и черное пятнышко засохшей крови.

— Кто это сделал?

— Я, — спокойно ответила девушка.

Под кроватью стоял большой кувшин. Пинту жидкости в нем Флауэрс определил как кровь, сворачивающуюся, но еще теплую.

— Кто вам позволил сделать кровопускание?

— Без этого он бы умер, — сдержанно ответила девушка.

— Вы что, хотели убить его?! — Флауэрс повысил голос. — Сейчас не средневековье, да и тогда самозваных лекарей сжигали на костре!

— Вы же медик, — мягко сказала девушка, — вас же учили этому. Вы должны знать, что при кровоизлиянии в мозг иногда может спасти только немедленное кровопускание. Это снижает давление, кровь в артерии может свернуться и остановить кровотечение.

Флауэрс заглянул в сумку. На табло высветились строчки диагноза. И вправду кровоизлияние, но кровотечение уже остановилось, опасность миновала.

Из кармашка сумки он вынул пакет с компрессом, выдернул шнурок из упаковки, отчего она развалилась надвое, и проследил, как она растворяется в воздухе. Потом аккуратно развернул компресс и плотно прижал его к ранке. Тот намертво прилип к коже.

— Мне придется доложить о вас, — сухо сказал Флауэрс. — Закон запрещает медицинскую практику без лицензии.

— Но он же умирал!

— А врачи, по-вашему, для чего?

— Он вызвал врача, но вы добирались часа полтора. И если бы я сидела сложа руки, он бы давно умер!

— Это не шутка — найти вас ночью в таком месте!

— Я понимаю и не упрекаю вас, — она пошарила рукой, нащупала стул и грациозно опустилась на него. — Вы спросили меня, и я ответила. И мне кажется, вы поняли.

Логика девушки представлялась безупречной, но ничто не может оправдывать нарушение закона. Медицина была монополией специалистов, подчиненных освященному веками этическом кодексу. Медицина давно превратилась в своего рода религию для избранных, и профанам касаться ее не дозволено.

— А если бы вы ошиблись? — спросил он. — Неужели вы не понимаете, что вам просто повезло?

— Может быть, но ведь он жив.

— Да, но скорее всего ненадолго.

С удивительной для слепой уверенностью и точностью движений она поднялась, подошла к больному и положила ему руку на лоб.

— Нет, — твердо сказала она, — он выживет. Он очень хороший человек, и умереть просто так мы ему не позволим.

Она стояла, почти прикасаясь к нему. Близость ее странно взволновала Флауэрса, он ощутил аромат молодого тела. Дыхание его участилось, сердце встрепенулось и учащенно запрыгало на мгновение у него помутилось в голове, в висках застучала кровь.