Они сидели в темноте и ждали, настороженно прислушиваясь к шорохам ночного леса. Прошел час. Гарри хотел было сказать, что уже можно двигаться, но тут услышал шелест неподалеку. Животное или враг-человек? Марна, за все это время не сказавшая ему ни слова и не касавшаяся его, в панике сжала его предплечье с неожиданной силой. Гарри сжал кулак и замахнулся.
– Доктор Эллиот? – раздался шепот Кристофера. – Марна?
Облегчение прошило тело Гарри, словно дарующий жизнь разряд тока.
– Ты расчудесный маленький чертенок! Как ты нашел нас?
– Деда мне помог. У него чутье на эти дела. У меня тоже есть, но его сильнее. Идемте.
Гарри почувствовал, как маленькая ладошка доверчиво втискивается в его ладонь.
Кристофер вел их сквозь тьму. Сначала Гарри шагал осторожно, но затем, заметив, что мальчик огибает заросли кустов и деревья, стал двигаться более уверенно. Этой руке можно было довериться. Он понял, что чувствовал Пирс и как одиноко ему, наверное, стало сейчас.
Кристофер вел их к нужной поляне довольно долго. А там угли смутно мерцали под навесом, построенным из веток и листьев. Пирс сидел у огня, медленно поворачивая вертел, тоже бывший недавно живой веткой. Он лежал на двух распорках. На вертеле исходили соком два золотисто-коричневых, зажаренных до корочки кролика.
Незрячее лицо Пирса повернулось в их сторону, когда они ступили на поляну.
– С возвращением, – поприветствовал их старик.
И у Гарри внутри разлилось тепло, словно он и впрямь вернулся домой.
– Спасибо, – ответил он хрипло.
Марна упала на колени перед огнем и протянула к нему руки, пытаясь согреться. Веревка свисала с запястий, перетертая посередине ее отчаянными усилиями в то время, когда она сидела у другого костра. Она, должно быть, жутко замерзла, осознал Гарри, а он позволил бедняжке дрожать от холода в лесу, хотя сам был в теплой куртке. Но говорить что-либо было уже поздно.
Когда Кристофер снял кроликов с вертела, они почти распадались на части. Он завернул четыре лапки во влажные зеленые листья и засунул их в прохладную впадину между корнями дерева.
– Это на завтрак, – пояснил он.
И все четверо дружно накинулись на оставшееся мясо. Даже без соли это оказалось вкуснейшим блюдом из всех, что Гарри доводилось пробовать. Когда мясо закончилось, он облизал пальцы, вздохнул и откинулся на подушку из опавших листьев. Он не мог припомнить, когда еще чувствовал такое довольство жизнью с тех пор, как был ребенком. Немного хотелось пить, потому что он отказался пить воду из ручья, протекавшего неподалеку от их импровизированного лагеря, но это его не сильно беспокоило. Человек не может разом отказаться от всех своих принципов. Своеобразная ирония была бы в том, чтобы умереть от тифа практически на пороге бессмертия.
У него не осталось сомнений в том, что губернатор дарует ему бессмертие – или хотя бы такую должность, на которой он сможет его заслужить. В конце концов, он же спас его дочь.
Марна прехорошенькая. Жаль только, что она совсем еще ребенок. Родственные связи с губернаторской семьей серьезно упрочили бы его положение. Возможно, через пару лет… Он отогнал навязчивую мысль. Марна ненавидит его.
Кристофер подгребал грязь к огню широким куском коры. Гарри снова вздохнул и от души потянулся. Сегодня ночью он наконец-таки выспится.
Марна умылась в ручье, и теперь ее лицо сияло чистотой.
– Не могла бы ты лечь здесь, рядом со мной? – попросил ее Гарри, указывая на кучу сухих листьев. И, словно извиняясь, поднял руку с браслетом. – Эта штука мне спать не дает, когда ты далеко.
Она холодно кивнула и села неподалеку – но и не рядом, а так, чтобы случайно не коснуться его.
Гарри сказал:
– Не могу понять, почему мы постоянно натыкаемся на каких-то уродцев. Не припомню, чтобы видел хоть одного во время практики в Медицинском Центре.
– Ты работал в клиниках? – спросил Пирс. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Чем дальше, тем больше медицина становится инструментом для лечения нарушений и генетических уродств. В городе они бы не выжили; в пригороде их берегут и дают возможность размножаться. Позволь мне взглянуть на твою руку.
Гарри вздрогнул. Пирс произнес это так естественно, что он на секунду забыл о слепоте старика. Чуткие пальцы Пирса сняли повязку и аккуратно отделили от раны спутанный ком травы.
– Это тебе больше не понадобится.
Гарри с изумлением ощупал рану. Она не давала о себе знать уже несколько часов. А теперь на ее месте остался только шрам.
– Похоже, вы и правда когда-то были доктором. Почему вы оставили практику?
Пирс прошептал:
– Я устал быть техником. Медицина стала такой безнадежно непонятной, что отношение врача к пациенту перестало отличаться от отношения механика к оборудованию.
Гарри возразил:
– Доктору необходимо держать дистанцию с пациентом. Если за всех переживать, можно с ума сойти. Доктор должен стать равнодушным к страданиям и скорби пациентов, иначе, привязываясь к каждому из них, он просто не сможет выполнять свою работу.