Бессмертный город

Время как будто остановилось в пансионе Беатрис. Временные постояльцы разъехались, и в столовой появлялись лишь девушка с челкой, падавшей ей на лицо, и очень пожилая дама в сопровождении еще более пожилой, ее матери.

До сих пор, в Париже, Жюльен не ощущал своего возраста. Встреча с Анной, заговорщические улыбки юных девушек из Прованса в сочельник, изредка — интрижки, как правило с куда более молодыми, чем он, женщинами, успокаивали его на этот счет. Правда, всего о нескольких своих подружках он мог сказать себе, а подчас, слегка маскируя подлинную правду, и другим подружкам, что это он приобщил их к любви.

Однако в Н., в пансионе Беатрис, у него вдруг впервые появилось чувство, что он потерял веру в себя как в мужчину. Это было всего лишь мимолетное ощущение, о котором спустя месяцы он вспомнит как о некоем предчувствии.

Девушку, черты лица которой он в конце концов разглядел под вечной густой челкой, красавицей назвать было нельзя. Но он подумал, что в этом городе, в этом пансионе, где на него отовсюду веяло старостью, он мог бы привязаться к ней, по крайней мере разделить с ней свое одиночество. Несколько раз, входя в столовую, он улыбнулся ей, она отвечала гримасой, которая могла сойти за улыбку, затем вновь погружалась в книгу, раскрытую слева от тарелки, словно для того, чтобы избежать продолжения. Но Жюльен не сдавался. Однажды вечером, когда она возилась в гостиной с кнопками настройки телевизора, он попробовал заговорить с ней. На его банальное замечание о плохом качестве изображения она что-то пробурчала в ответ, выключила телевизор и вышла. Жюльен готов был даже поклясться, что она пожала плечами.

Случай был пустяковый, но он способствовал окончательному погружению нового консула в состояние, близкое к прострации.

С двумя престарелыми дамами ему повезло больше, но лишь потому, что он ничего не ожидал от этого общения. Та, что помоложе, принесла ему однажды вечером газету, забытую им в столовой. Лед тронулся. М-ль Штраус представила его г-же Ойген Штраус, своей матери; несколько слов, столь же банальных, как и те, что он адресовал девушке, не остались без ответа, и в один из следующих вечеров Жюльен сменил свое кресло у батареи на кресло рядом с г-жой Штраус, неистощимой рассказчицей; она поведала ему эпизод из своей жизни, заставивший ее в течение более шестидесяти лет каждую зиму возвращаться в Н. Не успев и глазом моргнуть, Жюльен Винер оказался втянутым в мир двух старых дам, который становился его миром.

История, поведанная г-жой Штраус за чашкой ромашковой настойки, была трагичной, но с той поры, навсегда ставшей вехой в ее жизни, прошло столько лет, что отдаленность во времени делала эту историю скорее сказкой, чем реальной драмой, пережитой некогда этой женщиной во всем черном с муаровой лентой на шее. Впрочем, старая дама, казалось, сама получала странное удовольствие, вспоминая перипетии ночи, которая за несколько часов сделала ее женщиной, матерью, вдовой. Чуть ли не с неприличной настойчивостью, настолько она входила в подробности событий, развернувшихся в этом самом пансионе одной январской ночью сразу после окончания первой мировой войны, она рассказала, как во время свадебного путешествия с молодым супругом, осыпавшим ее драгоценностями после их свадьбы в одном из северных городов, откуда они были родом, она ждала приезда в Н., чтобы отдаться ему.

— Что вы хотите? Я была тогда юной и романтичной — И на ее губах заиграла легкая улыбка, которую и грустной-то назвать было нельзя. — Иные мечтают о медовом месяце в Венеции или на Капри, я же приехала сюда в возрасте пятнадцати лет, безумно влюбилась в этот город и, покидая его, желала лишь одного: вернуться сюда со своим избранником; я без памяти была влюблена в мужа.

Свадьба состоялась в их родном городе, затем молодые сели в спальный вагон поезда до Н., но, уточнила г-жа Штраус, в разные купе. Приехали они в Н. в такую же непогоду; может, было не так холодно и не так много снега, но все же стояла морозная снежная зима. Оставив багаж в пансионе Вебер — так звали дальних предшественников г-жи Беатрис, — они тотчас же поднялись на холм Сан-Роман взглянуть на город.

— Как и я, — вставил Жюльен, которого это совпадение вывело из состояния молчаливого оцепенения.

— Как вы? Надо же, любопытно!.. — Но на этом любопытство старой дамы иссякло, и она продолжала: — Весь день мы гуляли, а вечером засветло вернулись в пансион. Ужинали в столовой, что сохранилась и по сей день и совсем не изменилась, потом поднялись к себе.

М-ль Штраус внимала рассказу матери, который, должно быть, знала наизусть, с заинтересованным видом человека, впервые слушающего небылицу с неожиданными и захватывающими дух перипетиями. Дойдя до этого места в своем рассказе, старая дама заговорщически улыбнулась Жюльену:

— Засыпая, я была счастливейшей из женщин, но ночью...