Бессонница

Потом мы слушали «Can’t help but wonder where I’m bound» Тома Пакстона, и его песня не совсем подходила под ритм дороги, хотя она и была о дороге, но всё равно показалась нам прекрасной, и Мэт даже сказал, что хочет разучить её на фортепьяно. Отчего-то Крис такая идея показалась смешной, и она смеялась, а с ней смеялись и мы с Эшли, хотя я тоже ничего смешного в словах Мэта не нашёл, но под конец уже смеялся и сам Мэт, и всё это было действительно здорово.

Мы слушали ещё много песен, и некоторые из них – по нескольку раз подряд. Эшли заявила, что готова вот так ехать хоть целую неделю или даже месяц, на что Крис ответила, чтобы Эшли нашла себе другого водителя, потому что у неё от долгих поездок начинает болеть попа. Мэт заявил, что готов на остановках разминать Крис всё, что у неё будет болеть, и мы опять смеялись, а Эшли сказала, что хочет вот так сесть в машину и катиться через оба континента – от Мичигана до са́мой Патагонии. И она перечисляла места, в которые нужно заскочить по пути, и мы с Мэтью добавляли что-то своё и даже спорили, когда потребовалось решить, по какому из побережий ехать в Южной Америке, по восточному или западному. Мэт склонялся к Аргентине, а я требовал Перу, так как хотел непременно увидеть Мачу-Пикчу, и мы так громко спорили, что Крис пришлось на нас прикрикнуть, после чего она сказала, что мы дураки, потому что после Патагонии нам всё равно нужно возвращаться назад, а значит, туда можно ехать по одному берегу, а обратно – по другому, и нам это предложение понравилось. Мы ещё какое-то время спорили, с какого побережья начать, но в итоге согласились, что это не так важно. Какое-то время молчали, слушали музыку, а потом одновременно заговорили о совершенно разных вещах и от этого опять рассмеялись.

Мне было хорошо, и всё же я с грустью подумал, что на самом деле никогда бы не решился на такое путешествие. Мне было достаточно о нём мечтать. Я ведь и жить-то по-настоящему не хочу – хочу быть старым и вспоминать ушедшие годы. Эшли спросила, о чём я думаю, и я все эти мысли произнёс вслух. Добавил, что и любить по-настоящему не хочу – хочу вспоминать о любви, как это делал Маккьюэн.

Эшли толкнула меня в плечо и заявила, что я сам себя запутал:

– Тут всё проще! Тебе сейчас нравится думать о себе старом, думающем о своей прожитой жизни.

– Ты называешь это «проще»?

– Я к тому, что тебе хочется и жить, и любить. Просто сейчас ты не можешь вот так, на всю катушку сделать то, о чём мечтаешь, вот и оплакиваешь это старческими слезами – будто отчасти переживаешь всё это по-настоящему, а заодно находишь причину ничего по-настоящему не делать.

– Ты сама-то поняла, что сказала? – с улыбкой спросила Крис. – Ты что-нибудь понял?

– Понял, – с серьёзным видом кивнул Мэт. – Она сказала, что знает о том, что он знает, чего хочет, потому что они оба давно об этом знают, хотя узнали это только сейчас и оба этого хотят.

Эшли не обратила на них внимания. Мы с ней ещё какое-то время поспорили, потом окончательно запутались, смешав и прошлое, и будущее, и то, что было, и то, чего не будет.

Когда я закурил, Крис сказала, что в машине курить нельзя, но, когда я затушил сигарету, Крис сама закурила и нашла всё это очень забавным. На самом деле ничего забавного в этом не было, но мы опять смеялись, курили все одновременно, и пепел разносило по салону, и Крис крикнула, что заставит нас всё убирать, но была довольна поездкой, а про университет уже не вспоминала. Чикаго остался позади. С ним исчезли его тревоги и его картонное небо. Мы поднимались на север, и нам было хорошо.

Заиграл бодрый, но неисчерпаемо однообразный Лайтфут, и мы притихли. Впрочем, однообразность и прямолинейность Лайтфута не мешали слушать его песни бесконечно долго, да и мы уже молчали совсем не так, как в Чикаго, – теперь мы молчали вместе, так что настроение оставалось хорошим, но смех сменился сонливостью, и все, кроме Крис, решили вздремнуть. Крис явно не отказалась бы тоже поспать, но не сказала по этому поводу ни слова, просто смотрела вперёд, на дорогу, иногда сверялась с картой и слушала, как Лайтфут поёт свой «Early morning rain».

Выныривая из дрёмы, я приоткрывал глаза и видел, как вдоль дороги текут города и совсем мелкие поселения с крохотными домами, будто вырезанными из рекламных щитов и расставленными по обочине вместо унылой череды деревьев. Мелькали мотели, моллы, кафетерии, синие и зелёные щиты с указателями и надписями. Блестели озёра, а по узким дорожкам катились велосипедисты. Я даже не знал, где именно мы едем, но спрашивать об этом Крис не было никакого желания, и я опять проваливался в полумрак сна, а открыв глаза, видел только серые поля и голые, будто ощипанные, но всё же по-осеннему красивые кусты.