Бессонница в аду

Странно, этому человеку она совершенно безразлична, он собирается ее использовать как подопытного кролика, разделаться с ней как студенты – биологи с лягушками, и в то же время Мария не помнила другого такого случая, чтобы кто-то так интересовался ее жизнью… Наверно, с таким же интересом он будет исследовать ее внутренности в прозекторской, если его опыт не удастся в очередной раз…

Мария вскоре с удивлением заметила, что ему нравятся ее рассказы о сыне, он так внимательно слушал о том, как она занималась с Алешкой, как водила его в спортивные секции, на танцы, в бассейн, о том, как упорно, изо дня в день, решала с ним задачи – математика мальчику давалась с трудом, и как гордилась, когда однажды учительница обронила фразу: «Ну, уж если Алеша этого не понял, то надо заново всему классу объяснять». Математичка не знала, что Мария каждый день предварительно объясняет сыну тему завтрашнего урока.

– Зачем? – не понял Хан.

– Чтобы мальчик не чувствовал себя глупее других. Я хотела, чтобы все думали, что он схватывает новый материал на лету.

Наверно в этом была ее ошибка, возможно, потому Алешка и вырос таким заносчивым, привык считать себя умнее других. Надо было позволить ему самому прокладывать себе путь, набивать шишки, подумала она. А шеф изумленно смотрел на нее. Похоже, он не верил, что бывают семьи, где детям уделяют столько внимания.

– А меня классный руководитель заставил заниматься, – вдруг сказал он.

– Да? Значит, и в детдомах бывают хорошие преподаватели…

– Очень хороший… Только меня он невзлюбил, и если я получал плохую оценку или не знал что-нибудь, он заставлял закатывать рукав и тушил сигарету о мою руку. А у меня кожа такая паршивая, ожоги долго не заживали… Он оставлял меня после уроков и открывал журнал… Смотрел, что я получил за весь день. Первое время наказывал за двойки и тройки, потом, когда я стал учиться лучше, и за четверки или вообще за то, что по какому-то предмету у меня нет оценок. Говорил: «Наверняка тебя спрашивали, а ты не ответил. Иди сюда, расстегни манжет… И не вздумай орать». Смотрел на меня, как удав на кролика, как я подхожу, как задираю рукав, протягиваю руку, и жег, глядя мне в глаза. «Мой долг заставить тебя учиться, сиротка…»

– Какой ужас!

Хан рассказывал, отвернувшись к окну, а тут взглянул на Марию – у той в глазах стояли слезы.

– О, какая ты впечатлительная… Все давно прошло… Зато я полюбил учебу. Зубрил все наизусть, память у меня хорошая была, знал почти все учебники.

Марии захотелось погладить его по голове, как маленького: сколько бы плохого ни говорили о детских домах, действительность всегда оказывается еще хуже.