Бестужев-Рюмин

А пока одна интрига накручивалась на другую, одни тайные замыслы переплетались с другими или уничтожали их, добродетель боролась со злом, лесть с коварством, зависть с легкомыслием, корыстолюбие с расточительностью, непотизм с родственными чувствами, и в центре всего этого находился один человек — Великий канцлер, успевавший парировать удары и наносить ответные, перехватывать чужие письма и реляции и строчить собственные, содержать многочисленных агентов и увольнять их за измену или за непригодность, держать в руках десятки важных нитей и тысячи не менее важных мыслей в голове. Борьба изо дня в день, без компромиссов и остановок…

И всё это на фоне колоссальных усилий сдержать реваншистские и антиконституционные настроения в Швеции, противостояния с Берлином и Парижем, скрупулёзного применения «системы» напрягало нервы. И Бестужев выиграл эту войну нервов. Современный немецкий исследователь В. Медигер пишет, что ко времени шведского кризиса 1749—1751 гг. у русского канцлера ослабели умственные способности, сообразительность, память и комбинационные способности. Что можно сказать на это? Почитал бы херр Медигер архивы АВПРИ, а не только реляции прусских и французских дипломатов, тогда у него создалось бы совсем иное мнение об умственных способностях Бестужева-Рюмина.

…Прозевавшего русско-австрийское сближение д'Аллиона пришлось срочно отзывать из Петербурга, но в Версале почему-то никак не могли подобрать ему замену. Воистину этот посланник был большим несчастьем для Франции. Исчерпав все средства против Бестужева, он решил обвинить его в том, что тот затевает заговор в пользу заключённого в Шлиссельбургскую крепость Ивана Антоновича. На полях перехваченной депеши французского министра Бестужев делает очень важное замечание: «Её величество о несомненной канцлеровой верности ещё прежде всерадостного восшествия на прародительский престол чрез графа Михаилу Аарионовина и Лестока удовлетворительные опыты получила и о том все милостивейше вспомнить изволит».

Мы простим бедному д'Аллиону незнание этого факта, потому что он был неизвестен не только ему, но, кажется, и многим русским историкам. Мы писали выше (и писали до нас), что Бестужев в государственном заговоре по возведению Елизаветы на русский трон не участвовал. Согласно всем данным, он неожиданно появляется на сцене в тот момент, когда заговор уже совершён, и ему поручают написать манифест о восшествии Елизаветы на «прародительский трон». Почему именно Бестужеву? Оказывается, причины были. Оказывается, Бестужев, якобы «болтавшийся» без дела в последние дни правления Анны Леопольдовны, «прежде всерадостного восшествия на прародительский престол, оказал какую-то важную услугу Елизавете! Какую? Этого, очевидно, не знал ни Соловьёв, вскользь упомянувший об этом факте в своём более чем объёмном труде, ни другие русские и советские историки. Но как бы то ни было, становится понятным, что у Елизаветы в своё время были веские причины отметить Бестужева-младшего своим вниманием и выдвинуть его на важный государственный пост.

…На выпады д'Аллиона Бестужев отвечал неизменными пометками на полях расшифрованных депеш француза типа: «Сии и сему подобные Далионом чинимые враки ему неприметным образом путь в Сибирь приуготовляют…»

Несмотря ни на что, враги встречались друг с другом и, как положено дипломатам, делали хорошие мины при плохой игре. Во время обеда у английского посла Хиндфорда д'Аллион отказался пить за здоровье английского короля — так он решил отстоять честь Франции. Когда же английский консул Вульф предложил тост за Людовика XV, встал хозяин и сказал, что он знает лучше д'Аллиона, каким уважением он обязан коронованной главе другого государства.

Француз между тем продолжал сидеть.

— Я никогда не пью за здоровье иностранного монарха, не выпив за здоровье моего государя, — надменно произнёс он.

— Но встаньте, сударь, — не выдержал Хиндфорд, — раз вы видите, что я стою!

Сидевший за столом Бестужев-Рюмин взял бокал и воскликнул:

— Я пью за победу английской армии!

В утончённый галантный век дипломатические нравы были так же грубы и непосредственны, как боевые кличи на поле боя.

Заметим, что Франция в описываемый момент (Семилетняя война) была союзницей России в войне с Пруссией и одновременно воевала с Англией, что не мешало французскому посланнику присутствовать на обеде у английского дипломата.

Д'Аллион, метавший ядовитыми стрелами в Бестужева, ещё раз попал впросак, сообщив в Версаль о «новом возвышении» Лестока после его брака на своей старой любовнице Анне Менгден, сестре фаворитки Анны Леопольдовны Юлии Менгден. Бестужев перехватил этот отчёт и показал Хинд-форду. Англичанин, прочитав депешу д'Аллиона, покатился со смеху.