Бесы: Роман-предупреждение

тераторов — это сочинители-персонажи, те, кто уже зареко мендовал себя автором хоть какого-нибудь текста. Таких пер сонажей в произведениях Достоевского насчитывается около пятидесяти. Еще с десяток и более наберется тех, кто мечтает стать писателем и стоит на пороге осуществления своих жела ний. И примерно столько же мечтателей, кто в силу природ ных способностей даже и не надеется на поэтическое попри ще, но старается хоть как-нибудь закрепиться на окололите ратурной орбите, пристроившись к любому литературному делу. Собрание текстов, принадлежащих героям-сочинителям, довольно внушительно: произведения Достоевского включают более тридцати «чужих» сочинений (целиком или в отрывках) и еще столько же упоминаний о существовании неких рукопи сей или публикаций, следы которых — в виде заголовков, пла нов и заготовок — так или иначе фигурируют в основном, «ав торском» тексте. Жанровое разнообразие этого необычного литературного наследия в высшей степени впечатляет: здесь романы и повес ти, стихотворения и поэмы, переводы и трактаты, басни и прит чи, разборы и рецензии, шутки и эпиграммы, романсы и сати рические куплеты, пасквили и доносы, не говоря уже о письмах и записках. Если собрать все тексты, представленные полно стью, а также заявки на обещанные сочинения, вполне можно сложить несколько томов толстого художественного журнала «с направлением и оттенком», а также дать анонс на последую щие его номера. Таким образом, мы имеем дело не с единичным художест венным явлением — в конце концов и феномен рассказчика, и прием «литературы в литературе» хорошо известны и доволь но подробно описаны. Читая произведения Достоевского, мы сталкиваемся с мощной стихией литературного творчества, владеющей его персонажами, со своего рода литературной эпи демией, которой захвачены и бездарные, и талантливые сочи нители. И так же, как это бывает в жизни, судьба сочинителя — будь то рассказчик-повествователь, подменяющий подлинного автора, или герой-литератор, выступающий со своим текстом и от себя лично, — попадает в странную, причудливую, а порой и роковую зависимость от судьбы рукописи — от того, зачем и когда, в какой момент жизни она была написана.

80

Несколько историй из жизни рукописей

В художественном мире Достоевского между человеком, задумывающимся о себе, и человеком, решившимся взяться за перо, чтобы в процессе записывания осмыслить происшед шее, существует принципиальная дистанция. Составление текста, создание рукописи, над которой человек трудится, пы таясь в слове запечатлеть случившееся, оказываются не только документом памяти, но и фактом становления, фактором само сознания и самовоспитания личности. Поэтому столь весомый смысл приобретает творческая история «чужой рукописи». В какой именно момент жизни возникает у сочинителя потребность обратиться к перу, когда и почему его работа над рукописью приостанавливается или пре кращается вовсе, как настойчив и последователен он в своем стремлении довести дело до конца — эти сведения как инфор мация решающего значения непременно присутствуют в произ ведении. История рукописи и история сочинителя в структуре целого образуют важнейший смысловой узел. Принципы отношения к «чужой рукописи» были заданы До стоевским сразу: уже в «Бедных людях» скромные попытки «сочинителей» осознаются писателем отнюдь не как литера турный прием «рассказа в рассказе», а как свидетельство о судьбе персонажа. Тетрадка, которую Варенька Доброселова присылает Макару Девушкину, сопровождается следующими поясне ниями: «Я начала ее еще в счастливое время жизни моей… мне вздумалось, бог знает для чего, отметить кое-какие мгновения из моей жизни… Все это писано в разные сроки». Однако зна менательно, что записки созданы Варенькой еще до смерти матери, до главных несчастий в ее жизни. После всего, что ей пришлось хлебнуть, она записок больше не вела. «Просите вы меня, Макар Алексеевич, прислать продолжение записок моих; желаете, чтоб я их докончила, — объясняет Варенька. — Я не знаю, как написалось у меня и то, что у меня написано! Но У меня сил недостанет говорить теперь о моем прошед шем; я и думать об нем не желаю, мне страшно становится от этих воспоминаний». В контексте судьбы Вареньки ее нежела ние продолжать записки — красноречивый и зловещий симп том. Он грозит душевным надломом, пророчит сдачу и гибель много раньше, чем появляется господин Быков и увозит девуш ку в степь. Бессилие писать равносильно бессилию жить — это убеж дение молодого Достоевского много раз проверялось и проиг-

81