Читаем Бета-самец полностью

По правую руку от него, там, где раньше стоял телефон, появился новый аксессуар: настольный календарь в форме церковной луковицы с врезанными по окружности экранчиками, на которых зеленоватым светом, как часы в метро, высвечивались какие-то даты. Церковные праздники, предположил Топилин.

— Садись уже. Стоит как пень.

Топилин устроился на диване возле аквариума.

— Кофе?

— Можно.

Антон по привычке потянулся вправо. Рука споткнулась о пустоту и тут же перелетела налево, куда был переставлен телефон. Неудобно. Приходится разворачиваться всем корпусом. Ткнул в кнопку селекторной связи.

— Тома, принеси нам кофе. Мне без сахара. Саша с двумя кусочками пьет — не забыла еще?

В голосе дребезжит волнение. Несколько смущен, но быстро берет себя в руки. Заметно, что ждал этой встречи и не терпится добраться до главного. Но боится спугнуть. Будет подступать издалека, терпеливо сужать круги.

Последние сомнения развеяны: Антон и ему предложит мировую. Мирись, Саша, мирись и больше не дерись. Руки сунул под стол, плечи опустил: смотри, какой я компактный, совсем неопасный.

— Как дела, Саш?

— Нормально. Как у тебя? Как фирма?

— Дома всё тип-топ. День рождения малой справили. Зря не пришел, кстати. Мама о тебе спрашивала. И Оксана.

Топилин слегка растянул губы, изобразив на лице что-то вроде: «мои запоздалые поздравления».

— Здесь вон, — кивнул на стопку картонных папок, — завал. Не успел разобраться. Забыл, точнее. Пришлось, видишь, выйти. А ты…

— Я мимо проезжал. Смотрю, машина стоит. Решил, раз ты здесь…

— На бетоноконструкции нужно переключаться, — Антон как будто случайно перебил Топилина. — К лету участки начнут под новый микрорайон отводить. С плитки уже доходы не те.

Тамара принесла кофе. Поставила чашку Антону на стол, потом перед Топилиным на угол аквариумного столика. Выйдя, очень долго, с осторожностью сапера прикрывала за собой дверь, стараясь избежать малейшего стука. Топилин готов был восхититься преображением Тамары. Но с первым глотком кофе передумал. Кофе горчил — видимо, приготовила без сахара обе чашки.

— Антон, я, как ты понимаешь, ухожу из фирмы, — перешел Топилин к делу. — Мне причитается четверть… если ты еще не провернул допэмиссию. Работу оценщика я готов оплатить из своей доли.

Отхлебнув в свою очередь кофе, Антон печально усмехнулся.

— Сказал же ей, без сахара. Ты же слышал? Четко-внятно сказал. А она мне вбухала… Эх, Тома, Тома.

Поставил чашку на стол, ближе к краю.

— Ну что ты, Саша, сразу так? — сказал с упреком.

Погладил пятерней череп — помял аппетитно, потискал.

— Во-первых, ты дал мне в бубен, — сказал Антон и снова отправил руки под стол. — Ну, так? Возможно, я немного тебя спровоцировал. Не нарочно, — он мотнул головой. — Мне, в общем, непросто это признать, Саша. Но — да. Спровоцировал. Сказал немного фривольно об Анне Николаевне. Хотя уже знал, что у вас как бы ну… отношения. Но, согласись, это не тянуло на реальный мордобой. Это всё твои нервы, Саша. Ну, так ведь? Скажи.

Прислушиваясь к себе так чутко, как только мог — как ребенок, оставленный на весь день один дома, прислушивается к шагам на лестнице, как работавший всю ночь спасатель прислушивается к пустоте за последней стеной, — Топилин пытался понять: преодолена ли паскудная бета-сущность — или по-прежнему крепка ее хватка… и она все еще хозяйничает в его судьбе своими умелыми, натренированными на недобор лапками… велит прибиваться и приноравливаться… в шаге от победы канючит: «Сойдет и так»…

— Антон, давай не будем в этом ковыряться, — попросил он, улыбаясь собственным мыслям: он вообще много улыбался в последние дни.

— О как! — теперь и Литвинов улыбался во всю ширь. — В табло, значит, дал, и точка. А поговорить? Знаешь этот анекдот, про колхозного осеменителя?

— Знаю.

— Ну. Без «поговорить» никак. Я, Саша, первый готов извиниться за то, что… скажем так, неловко выразился… и все такое… Прости меня, Саша. Я неловко выразился.

Топилин допил кофе одним глотком. Ладно, давай поизвиняемся друг перед другом. Хуже не станет.

— И ты меня прости, Антон. Это были нервы.

— Вот. Полдела сделано!

Основательно задумавшись, Антон с таким остервенением помял мясцо на затылке, что показалось — цапнул неуступчивую мысль и терзает.

— Эх-х, выпить бы! И нельзя. Пост.

— Ты можешь мне ответить? Как будем расходиться?

— Заладил.

Волнуется, отметил Топилин. Важно, какую он цену предложит. Обоим понятно: какую предложит, по такой и продаст.

Поднявшись из-за стола, Антон прошелся вдоль кабинета, остановился у закрытого шкафчика, в котором располагался бар, постучал по дверце, будто просился внутрь.

— Н-да, сейчас бы в самый раз.

Он вернулся обратно, но садиться не стал. Облокотился о спинку кресла. «Началось», — поморщился Топилин, ухватив знакомый охотничий взгляд — пристальный, по касательной.

— Вот сколько лет мы с тобой дружим, и ты всегда, всегда уходил от искреннего разговора. Всегда. Меня это напрягало, Саша. А как ты думал? Вроде бы друзья. С одной тарелки, как говорится. А настоящей вот чтобы искренности от тебя никогда не дождешься. Как шпион, ей-богу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Чингисхан
Чингисхан

Роман В. Яна «Чингисхан» — это эпическое повествование о судьбе величайшего полководца в истории человечества, легендарного объединителя монголо-татарских племен и покорителя множества стран. Его называли повелителем страха… Не было силы, которая могла бы его остановить… Начался XIII век и кровавое солнце поднялось над землей. Орды монгольских племен двинулись на запад. Не было силы способной противостоять мощи этой армии во главе с Чингисханом. Он не щадил ни себя ни других. В письме, которое он послал в Самарканд, было всего шесть слов. Но ужас сковал защитников города, и они распахнули ворота перед завоевателем. Когда же пали могущественные государства Азии страшная угроза нависла над Русью...

Валентина Марковна Скляренко , Василий Григорьевич Ян , Василий Ян , Джон Мэн , Елена Семеновна Василевич , Роман Горбунов

Детская литература / История / Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Управление, подбор персонала / Финансы и бизнес