Бетагемот

«Посмотри на него», — велела она себе. Но в подлодке царил мрак, а Кларк сняла линзы.

И он все равно умирает.

Палец ткнул в «стимуляторы».

Рикеттс заговорил снова:

— Сломать сеть? Правда? — В темноте за мембраной что-то зашелестело. — Как?

Она закрыла глаза.

Лени Кларк. Все началось с этого имени.

Рикеттс толком не помнил, откуда впервые пришла «ведьма». Он тогда был совсем маленьким. Но он слышал рассказы: если верить легендам и странам Мадонны, все начала Мадонна Разрушения.

Да, сказала женщина, которая его лечила. Это близко к истине. Лени стала спусковым крючком, распростра­нила Бетагемот по Северной Америке, как мстительный сеятель. И конечно, ее пытались остановить, но вышла… накладка. В глубине взбаламученных виртуальных джун­глей Водоворота дикая жизнь заметила стайку первооче­редных сообщений, метавшихся туда-сюда. Сообщения были о чем-то называвшемся «Лени Кларк». К ним на­учились цепляться, путешествовать на чужом горбу. Это была стратегия то ли воспроизводства, то ли расселе­ния — в общем, чего-то в таком духе. В подробностях она так и не разобралась. Но сообщения о «Лени Кларк» стали пропуском в такие места обитания, куда дикой фауне раньше ход был заказан. Так начался естествен­ный отбор; вскоре фауна уже не только присасывалась к сообщениям о Лени Кларк, но и писала собственные. Мемы просочились в реальный мир, еще больше усилили те, что и так процветали в виртуальном. Положительная обратная связь перестроила их в мифы. Кончилось тем, что полпланеты поклонялось никогда не существовав­шей женщине. А другая половина пыталась уничтожить реального прототипа.

Но ни те ни другие ее не поймали.

— И куда она делась? — спросил Рикеттс. Он сно­ва пользовался собственными голосовыми связками, и Кларк видела, как его руки слабо движутся по планшету. Уже умирающая нить накала вдруг разгорелась ровным светом от скачка напряжения, произошедшего без ее воли или согласия. Она выгорала дотла.

— Я говорю…

— Она… исчезла, — ответила ему Кларк. — И боль­шая часть использовавшей ее фауны, думаю, тоже вымер­ла, но не вся. Некоторая взялась говорить от ее имени еще тогда, когда она была рядом. Я полагаю, вся эта тема с самозванцами пошла после того, как реальная Лени пропала. Такая стратегия помогала распространять мем или вроде того.

Руки Рикеттса замерли.

— А ты ведь так и не сказала, как тебя зовут, — за­метил он спустя несколько секунд.

Кларк слабо улыбнулась.

То, с чем они сейчас столкнулись, проросло из того, первоначального зерна. Искаженное до неузнаваемости, оно уже не служило собственным целям, а вкусам тех, кто больше всего ценил хаос и пропаганду. Но началось все с «Лени Кларк» — с властного императива продвигать и защищать все, несущее этот тайный пароль. С тех пор в код вписали новые императивы, а старые забылись — но, возможно, не исчезли совсем. Возможно, старые коды еще существовали: замкнутые на себя, незаметные, спя­щие, но целые, как гены древних бактерий в ДНК пла­центарных млекопитающих. Может быть, какой-нибудь хитрый выверт мог разбудить спящую тварь поцелуем.

Естественный отбор миллиардами поколений форми­ровал предков этого существа: еще миллион поколений они подвергались искусственной селекции. В генотипе, скалящемся на конце родословной, не было отчетливой конструкции — только беспорядочный клубок генов и мусора, заросли излишеств и тупиков. Даже те, кто на­правлял эволюцию монстра на более поздних стадиях, вряд ли представляли, что именно меняют, — не больше, чем заводчик породистых собак в девятнадцатом веке представлял, какие аллели поддерживает тщательно об­думанным родственным спариванием. Дешифровка исто­ков лежала далеко за пределами скромных возможностей Рикеттса.

А вот просто отсканировать код в поисках специфи­ческих текстовых элементов — проще простого. И ничуть не труднее отредактировать код, обойдя такой элемент, — даже если точно не представляешь, что делаешь.

Рикеттс запустил поиск. В плененном шреддере со­держалось восемьдесят семь ссылок на текстовую по­следовательность «Лени Кларк» и ее шестнадцатеричный символ, на стандартный код по обмену информацией и фонетические эквиваленты. Шесть из них спали всего в нескольких мегабайтах от стоп-кодона, прерывавше­го транскрипцию на этой линии и переводившего ее на другие.

— Значит, если вырезать этот кодон, — предложи­ла Кларк, — тогда все источники, что ниже него, про­снутся?

Парень, озаренный сиянием данных, кивнул:

— Но мы все равно не знаем, что они делают.

— Попробуем догадаться.

— Заставляют «лени» любить «лени», — улыбнулся Рикеттс. Кларк заметила, что еще один из его жизненных показателей ушел в красную зону.

«Может, когда-нибудь», — подумала она.

Разобраться было несложно — для того, кто знал, от­куда взялись эти монстры. Сплайсинг оказался достаточ­но простым — для того, кто умел кодировать. Стоило этим двум элементам сойтись, и вся революция сверши­лась за каких-то пятнадцать минут.

Рикеттс сломался на шестнадцатой.