– А тебя не смущает, что и Дитц, и Сытников уже на том свете? – спросил я с насмешкой.
– Смущает. Но Кастелли-то на этом. И надо полагать, он не от себя работает. Не один он, ты про Батона забыл, – сказал уверенно Сашка. – Я помню, еще в институте профессор Строгович сказал нам, что неустановимых истин не бывает. Бывают истины, которые не удалось установить. А он мужик умнейший. У него шапка, наверное, шестьдесят четвертого размера была. Я бы мог из нее себе сделать меховое пальто...
– Я не уверен, что Строгович счел бы правильным такое использование своей шапки. Так что пусть уж он ее носит и дальше, а ты походи пока в своем балахончике невыразимом.
– А чем он плох? – обиделся Сашка за свое необыкновенное розовое пальто. – Такого пальто я больше ни на одном человеке в жизни не видел... Ишь, не нравится ему мое семисезонное! Заграничное пальто, импортное, можно сказать. Один материал чего стоит: драп-хохотунчик – не рвется, не мнется, три рубля километр. Кстати, когда вчера отправляли по фототелеграфу в Софию увеличенные отпечатки пальцев Кастелли, я подумал, что вряд ли он месяц назад на минутку заскочил в Болгарию, чтобы обчистить квартиру композитора и двинуть дальше к Сытникову.
Вот так мы и подошли к разговору, который меня волновал больше всего. Теперь эпицентр поиска неизбежно смещался в Болгарию. Я отчетливо понимал, что сейчас розыск, несомненно, целесообразнее вести из Софии: люди, связи, выявленные события, отправная точка преступления были, конечно, там, и все, что мы узнали с Сашкой, было очень важным, но все же только вспомогательным материалом, сырьем для организации хорошо продуманного и подготовленного расследования в Болгарии. А мы с Батоном оставались за линией, которую ребята называют в своих играх «чирой». Пока мы оставались за «чирой», и, по-видимому, надолго.
– Думаешь, дело передадут в Болгарию? – спросил я Сашку неуверенно.
Он только пожал плечами.
– Да, жалко, – сказал я. – Мы, как спортсмены, только-только разогрелись, мы это дело еще ладонями чувствуем... Жалко, конечно...
– Передадут так передадут. Ты же сам понимаешь, что это правильнее. Жалко, тоже мне еще! Подумаешь, Венеру Милосскую создал, нос там у нее без тебя отколотят...
Я встал, потянулся и весело сказал:
– Нет, Саня, я ведь ничего и не говорю. Я ведь Батона все равно не оставлю: раз я ему обещал доказать, что воровать нельзя, так уж теперь кровь из носа, а докажу. Я уже подал Шарапову докладную по этому вопросу, он поехал в министерство, а мы свободны. Сегодня тридцатое апреля – можем все праздники гулять на всю катушку...
– И ни разу за праздники не дежурим? – недоверчиво спросил Сашка.
– Свободны до четвертого мая, – подтвердил я.
– Прекрасно! Можно подумать о спасении души. Как говорил все тот же мой знакомый немец: их виль безухен айне кляйне пивнухе. Пива хочешь?
– Нет. Я, наоборот, хочу пойти на свидание.
– Чрезвычайно почтенное занятие, – сказал Сашка. – Не смею отговаривать...
После его ухода я еще некоторое время листал дело, но никаких идей не приходило, да и взяться им не с чего было. Я запер папку в сейф и позвонил Люде-Людочке-Миле. Поболтали немного, потом я сказал ей:
– А ведь вы помогли мне...
– Стать самым-самым? – с интересом спросила Мила.
– Нет, самым-самым мне, видимо, даже с вашей помощью не стать. А вот кое-что прояснить в ситуации вы мне помогли...
– Неужели все это и за полвека не превратилось в пустые побрякушки? – удивилась Мила.
Я засмеялся:
– Милочка, вещь становится побрякушкой, когда утрачивает смысл, которым наделили ее люди. Но если побрякушку облечь новым смыслом, она опять становится вещью. Другой, новой, вещью.
– Ну вас, вы меня только дразните какими-то намеками, а ничего все равно не расскажете.
– А вы что собираетесь делать сегодня, Мила?
– Буду готовиться в дорогу.
– В какую дорогу? – удивился я.
– Мы решили целой компанией поехать на праздники в Ленинград.
– А-а! – разочарованно протянул я и вдруг поймал себя на мысли, что это не вызывает у меня досады. – А я думал, мы с вами увидимся.
Мила помолчала и сказала:
– Нет, мы уже договорились...
– Тогда после праздников созвонимся?
– Я четвертого числа улетаю в командировку в Свердловск. – И мне послышалась в ее голосе горечь. – Помните, мы с вами говорили про уток и лебедей?
– Да, – обескураженно сказал я. – А что?
– Есть еще хуже участь – в Австралии живут нелетающие птицы под названием киви-киви. Представляете, как ужасно родиться птицей, которая никогда не летает. Птица, которая только ходит? В общем, глупости это все. Я вам когда-нибудь сама позвоню...
– Спасибо, Милочка, вам за все. Вы мне здорово помогли, и дело даже не в этом дурацком ордене...
– Если киви-киви прыгнет с горы, то и она может немного пролететь, – засмеялась Мила. – Будьте счастливы, мы еще с вами увидимся...
И положила трубку.
Было еще рано, и я решил навести у себя на столе полный порядок. Сразу после праздников мне, наверное, дадут новое дело и я буду заниматься им, исподволь готовясь к встрече с Батоном. Через три дня я приду сюда утром, сяду за стол, и все должно быть готово. Готово к чему?