– Ее здесь нет. Я же тебе говорила.
Он указывает на нее пальцем.
– Я? А, моя мама. Она там.
Джош идет к дому.
– Куда ты? – Оливия снова бросается за ним. – Остановись. – Она хватает его за рукав нового худи. Они слишком близко от камер. Дуайт легко разглядит его лицо.
Он оглядывается и указывает на дом.
– Моя… мама.
– Я же сказала, ее здесь нет. – Ну сколько раз объяснять одно и то же? – Я расспрашивала мою маму о твоей, когда мы увидели тебя из окна.
Джош держит руку на уровне пояса.
– Мама… девочка… коврик… – Он хлопает себя по лбу. – Маленькая!
– Не пони… – Оливия останавливается. – Маленькая девочка? Ты это имеешь в виду? – Джош кивает. – Да, ты прав. Она жила здесь.
– Посмотреть?
– Посмотреть что? Ее комнату?
Он кивает.
Может ли она отказать? Как? Он же спросит почему. Понятно, что ему любопытно. Что рассказала ему Лили о своем детстве? Уйдя из дома, она оставила здесь все свое – одежду, поделки, тетради, дневники.
Она вздыхает и смотрит на дом.
Все эти годы Шарлотта сохраняла комнату Лили в неприкосновенности. А еще запирала дверь на ключ, словно сопротивлялась мучительному соблазну открыть и заглянуть. Что, если Лили написала в дневнике о своей беременности и о том, куда намерена убежать?
Кроме того, она могла назвать имя отца. Оливия все еще верит, что отец Джоша может знать, где ее найти, как с ней связаться.
– Опусти голову.
Джош смотрит на нее как-то странно и нетерпеливо сопит. Просьба, что и говорить, необычная.
– Просто делай, как я говорю. Потом объясню.
Глава 18
Убедившись, что Шарлотта в своей комнате готовится к работе и у нее вполне достаточно времени, чтобы осмотреть комнату Лили и вернуть Джоша в машину, Оливия прикладывает палец к губам и ведет племянника в кухню. Теперь надо найти подходящий инструмент, чтобы открыть замок.
– Есть. Нашла. – Она демонстрирует скрепку для бумаги. – Иди за мной.
Подойдя к двери, Оливия выпрямляет скрепку и, вставив ее в дверную ручку, пытается открыть замок. Интересно, как поведет себя Джош, когда попадет в комнату матери? И какой будет ее реакция? Она привыкла к тому, что дверь заперта, и практически не замечала ее, воспринимая такое положение как должное. Как будто Лили и не была членом семьи. Между сестрой и родителями происходило что-то, чего Оливия не заметила, чему не придала значения. Мало того, она просто подвела Лили. А ведь, если бы помогла тогда, они не оказались бы в такой заднице сейчас. И спальня Лили не была бы нежилым пространством, мимо которого все проходят на цыпочках.
И Джош вырос бы в окружении семьи.
В общем, Оливии есть о чем пожалеть.
Скрепка соскакивает с зубца, и Оливия чертыхается. Сохранился ли в комнате прежний запах? Теплый, свежий, женственный запах ее любимого парфюма? Или воздух там затхлый, как и собственные воспоминания Оливии о сестренке? Теперь они вовсе не такие ясные, какими казались, а после разговора с Итаном появились сомнения: все ли в отношениях между ней и Лили было так, как ей представляется.
Скрепка снова соскакивает и цепляет палец.
– О… – Все это – фактически вторжение и взлом – ей жутко не нравится. Оливия слизывает каплю крови и оглядывается на Джоша. Он застыл в коридоре перед развешенными на стене фотографиями и, поймав ее взгляд, показывает на один из снимков.
– Что там? – сердито спрашивает Оливия, недовольная тем, что он отстал.
Джош пытается что-то сказать, но слова липнут к языку, как влажный песок к мокрому купальнику. Он снова и снова тычет в стену, призывая ее на помощь.
Оливия жестом просит его не шуметь и, бросив взгляд на комнату родителей, подходит к племяннику и смотрит на семейный портрет, привлекший его внимание. Снимок сделан в тот год, когда она была в выпускном классе, а отец проводил свою третью и последнюю кампанию. Ей – семнадцать, Лукасу – пятнадцать, а Лили – двенадцать с половиной. Большие карие глаза чуть ли не на пол-лица, брекеты на зубах, плоская грудь и уже расцветающая красота.
Джош, зажмурившись, колотит себя кулаками по голове, словно надеется выбить нужные слова. Знакомая с этими признаками расстройства, Оливия убирает в карман скрепку и осторожно кладет руку на его плечо.
– Посмотри на меня. – Пока не появилась Шарлотта, мальчика нужно увести из дома. Свежий воздух и открытое пространство помогут ему успокоиться. А сюда можно будет вернуться позднее.
Джош открывает глаза и тянет руку к фотографии.
– Ш‐ш‐ш… Не надо, – громко шепчет Оливия, прижимая рамку ладонью к стене и не позволяя сорвать снимок. – Сделай глубокий вдох. Расслабься и скажи, что ты хочешь, спокойно. Что не так с этой фотографией. Ты ищешь свою маму? Вот она, здесь. Видишь? – Оливия общается с ним так, как и нужно общаться со страдающими афазией: произносит слова медленно, четко, дает время, чтобы ответить.
Его лицо наливается краской, и с губ, громко и резко, срывается одно только слово:
– Плохой.