БЕЗ МЕНЯ

В тот день Яков казался самому себе счастливым, оттого что у других хорошо на душе. Был ли он на самом деле счастлив – неизвестно. Но казался – это уж точно. Дети очень много играли в тот день, дабы почтить новорожденного. Устав, они всей гурьбой уселись на скамейки, коих было три во дворе дома двадцать пять по улице Василия Перова. На двух разместились они, а на третьей Валентина. Бог Шарфиков описал еще четыре с половиной круга по двору и пришел к выводу, что устал. Поместиться рядом с детьми он посчитал унизительным делом, равно как и опуститься на грязный асфальт. В итоге мужчина сел под клён к Валентине. Яков оторвался от работы и подозвал Арсения. Когда мальчик подошёл к старику, тот сказал, чтобы Арсений передал маленькому Диме небольшой фрегат, по мнению Якова, лучший из сделанных им кораблей. Арсений поблагодарил его и согласился, что фрегат и впрямь хорош. Его поддержали остальные ребята, и даже Бог Шарфиков что-то пролепетал. Одна Валентина никак не отреагировала. Она собирала всю свою волю в кулак, чтоб не отодвинуться от Бога Шарфиков.

Почему эта девушка не любила людей, доподлинно неизвестно. Да и не любила ли – вопрос относительный. По правде говоря, Валентина всю свою жизнь мечтала о том, чтоб нормально с кем-либо поговорить, но всякий раз терпела неудачу. Бывает, что людям не дано общаться с другими. Валентину это весьма угнетало.

Чего нельзя сказать о Викторе. Виктор прозябал на чердаке дома двадцать пять по улице Василия Перова. Никто не помогал этому полубездомному нищему, и он все свои дни проводил в одиночестве и одиночеством этим упивался. В его руках можно всегда было заметить ветхий томик дешёвого издания какой-то книги без обложки. Казалось, Виктор перечитывал её уже множество миллиардов раз.

Когда кто-то из детей спрашивал Виктора, не надоело ли ему, он с улыбкой отвечал, что каждый раз находит в этой книге для себя что-то новое. Одевался мужчина с тем самым, свойственным интеллигентам его класса обаянием – в потрепанный пиджак, который был Виктору безнадёжно мал, протертые джинсы и черную рубашку в полоску. В особенно холодные дни Виктор обвивал свою шею синим шарфом. Когда Бог Шарфиков впервые лицезрел его в таком виде посреди марта, то остался доволен.

Более жизнелюбивого и доброго человека во всём дворе нельзя было найти. Виктор был добр ко всем. Узнай он, что именно доброта его сгубит, Виктор никак не изменил бы своего образа жизни. Не потому, что не боялся умереть, а потому, что не считал это необходимым. Этот мужчина мог бы стать влиятельным политиком, известным актером, богатым банкиром, но не стал. Однако Виктору было плевать. Виктор знал, что он мог бы, и не хотел этого доказывать.

Этот сногсшибательный нищий любил порою садиться к Валентине и пытаться завести с ней разговор. Девушка, к сожалению, никак не реагировала на него. Даже не вздрагивала. Виктор от этого никак не расстраивался, а только продолжал вести свой странный монолог. Изредка он беседовал с Богом Шарфиков. Возможно, это был единственный человек, с которым Бог Шарфиков вообще говорил.

Через пару дней, когда маму Арсения забрали из роддома, весь двор, казалось, преобразился: Валентина впервые за много дней накрасила губы и завила ресницы, Бог Шарфиков надел свой парадный аскот, а с асфальта исчез мусор.

Когда к дому двадцать пять по улице Василия Перова подъехала машина, в которой везли Анну Александровну с новорожденным Дмитрием, дети ликующе зааплодировали, а стоило румяной женщине выйти из шевроле, как Яков тут же преподнёс ей каравеллу, украшенную цветами, заботливо сорванными Давидом.

Смущенная Анна Александровна продемонстрировала двору маленького ребенка, который наивно улыбался и хлопал глазами. Пока Вадим, Паша, Артём и Давид смотрели на брата Арсения, неподалёку беседовали Бог Шарфиков и Виктор:

–Как прекрасно, что этот двор наполнит детский смех невинного создания, ещё не искушенного жизнью! –радовался Виктор, поправляя свои очки с темно-зелеными стёклами.

–Ну не скажите, – отвечал Бог Шарфиков. На удивленный взгляд Виктора поверх зеленых стекол он вздохнул и ответил: – Мне так жаль этого мальчика. Я не хочу, чтоб он рос и становился взрослым. Это так, – он помедлил, –печально…

Виктор пожал плечами:

–Это так или иначе происходит. Все маленькие мальчики вырастают и морально умирают, становясь взрослыми. Не лучше ли радоваться пока тому, что имеем во дворе ребенка, который ещё не скоро повзрослеет?

Бог Шарфиков не мог полностью согласиться, но промолчал и с грустью проводил взглядом процессию, идущую за Анной Александровной и новорожденным Дмитрием.

Чуть позже, когда Валентина и Яков разошлись по домам, Бог Шарфиков снял удавку и сел на лавочку. Глядя на окна, откуда раздавался весёлый гомон, он вдруг заплакал. Слёзы просто падали с его щёк на асфальт, очистившийся впервые за долгое время. Март уже начал уступать своё место апрелю, и ветер был чуть прохладнее окружающего воздуха. Бог Шарфиков откинулся на спинку скамейки и тихо прошептал:

–Ты пришёл в этот мир ради мира,

Ради жизни во тьме одиночества