Без названия

— Почему же? — возразил я.

— Потому, что если вы волевым решением, а не внутренней естественной потребностью заменяете слово «хочу» на слово «думаю», то это будет актом воли вашей, а значит, вы все равно обязательно подразумеваете слово «хочу». Это как мальчик, который желает, чтобы у него отросли груди!..

— Да, — сказал я, — такому мальчику прежде всего надо стать девочкой, и груди отрастут сами собой!

— Ну, вот вы и поняли меня, — обрадовался Корщиков.

— Значит, все-таки — испытания?! — спросил я.

— Ничего не поделаешь! — ответил он.

— А вы знаете, я теперь догадываюсь, откуда у Ани такая острота восприятия слова! — сказал я. — Разговаривая с вами — это понять немудрено!

Но Корщиков не ответил на эти слова похвалы… На диване зашевелился спящий до сего времени мальчик. Саша подошел к нему, присел на краешек дивана и погладил сынишку по его крупной голове. Мальчик открыл глаза и тут же уселся молча на диване. Его отец ловко, одной рукой натянул ему трусы. Потом он положил возле сына стопку книг и снова вернулся к окну. Усаживаясь на все тот же этажерчатый стул, Корщиков спросил у меня:

— Не правда ли, очень крупная голова?

— Да, я об этом подумал, еще как только вошел сюда, в комнату, и меня это удивило… В самом деле, отчего такая крупная голова?.. Наверное, ваш сын вырастет очень умным человеком?

— Может быть, — сказал Корщиков и слегка усмехнулся, как-то очень доверчиво.

Мальчик старательно перелистывал книги, ощупывал и рассматривал их страницы. Он совершенно не обращал на нас никакого внимания.

— Да, — словно опомнился Корщиков, — только вы, — обратился он ко мне, — не думайте о своей исключительности относительно испытаний!.. Все человечество, каждый человек, животное, птица, дерево, травинка, звезда, пылинка, — несут тяжкое бремя своих испытаний, необходимых только им в их посвящении. Все, абсолютно все и все посвящаются в истину, медленно или быстро — не имеет значения, но посвящаются!

— Тогда, — удивился я, — к чему меня было предупреждать об испытаниях, если испытания — присущи всему и всем на свете?

— Маг, — сказал Корщиков, — тем и отличается от профана, что он, Маг, нарабатывает опыт путем осознанным, направленным, а профан, в том числе и ученый профан, нарабатывает опыт бессознательно, методом проб и ошибок, в лучшем случае интуитивно! Такое посвящение — тоже посвящение, но довольно медлительное, хотя и естественное. Оно, порою, растягивается на баснословное количество воплощений, смертей и жизней!.. Вы хотите остаться профаном? — спросил Корщиков.

— Нет. Конечно же нет, — ответил утвердительно я.

— Папа, я хочу молока, — неожиданно отозвался мальчик на диване.

— Я сейчас, малыш, — тут же отреагировал на просьбу сына Корщиков. Извините, я только подогрею ему молока, — сказал он мне.

Вскоре малыш пил свое молоко вприкуску с магазинным сухарем и поглядывал на меня, а я спросил у Корщикова:

— А почему именно я?

— Вы хотите сказать: почему именно вы удостаиваетесь в Посвящении осознанном? — пояснил Корщиков.

— Да, я имел в виду это.

— Как я уже сказал вам, что исключительности у вас нет, как нет ее ни у чего и ни у кого на свете! Все и все посвящаются в истину…

— И все-таки, почему же именно я? — повторил я вопрос.

— Почему именно вы?

— Да, да, почему? — я теперь смотрел Корщикову в глаза.

— В этой вашей инкарнации, — сказал он, — в сегодняшнем воплощении, ваше Посвящение дошло до уровня, когда само Посвящение пора осознать как таковое! То есть ваше Посвящение не противоречит естественному развитию Всеобщего Вселенского Посвящения, оно также протекало и протекает, как у всех и у всего! Просто в этой, сегодняшней жизни вашей вы, наконец, доразвились, путем баснословных предыдущих испытаний в других воплощениях, до осознанности! Поверьте, каждый профан, в конце концов, обязательно придет к моменту осознанности своего Посвящения, только в какой из своих инкарнаций, земных воплощений это произойдет — неведомо никому!.. У вас этот момент наступил…

— А могу я не успеть завершить свое Посвящение и в этой жизни, спросил я и озабоченно облокотился на подоконник.

— Не завершите в этой, все равно продолжите завершение в следующей! сказал Корщиков.

— Как же это? — настаивал я.

— Скажем, — пояснил Саша, — родитесь в семье Посвященного.

Мы приумолкли. Было слышно, как малыш грызет сухарь…

Я опустил глаза и долго смотрел себе под ноги, размышляя. Прошло некоторое время. И вот у меня возникла противоречивая мысль:

— Знаете, о чем я подумал сейчас? — не поднимая глаз, произнес я.

— О чем же? — отозвался Корщиков.

— Я подумал: истина — это Бог? Так?

— Предположим, так, — подтвердил Саша.

— Тогда как же объяснить существование дьявола и Посвящение в его ряды? Ведь такое Посвящение — тоже существует?! — и я уставился Корщикову в глаза.

За все время беседы он ни разу не отвел своего взгляда в сторону! Мне начинало казаться, что он всегда упорно смотрит на меня, даже когда подогревает молоко!

— Я уже осведомил вас, что Посвящение существует только одно, — в истину! — сказал Саша.

— Но все же, как быть с дьяволом? — настаивал я.