Без названия

   Знакомство княжны с Настасьей Яковлевной состоялось само собой, благодаря маленькому приключению с Таней. Девочке наскучило сидеть в номере, и она получила позволение гулять в коридоре.   Воспользовавшись этой относительной свободой, Таня пробралась сначала в бильярдную и познакомилась со стариком-маркером, потом ее нашли уже в кухне, где жила тоже маленькая девочка. Одним словом, Таня ориентировалась в гостинице и чувствовала себя как дома, что очень огорчало княжну. Раз девочка засиделась в кухне дольше обыкновеннаго и, чувствуя за собой вину -- ей было запрещено ходить туда -- хотела наверстать время быстротой возвращения и пустилась по коридору во всю прыть. Но тут и случилось происшествие. Таня запнулась и полетела на пол с разбега. Когда княжна выскочила на крик в коридор, она увидела, что Таню подымает с полу какая-то незнакомая девушка.   -- Ничего, мы немного разбились...-- говорила незнакомка, вытирая окровавленное личико Тани носовым платком.   Княжна поблагодарила незнакомку и хотела увести Таню к себе в номер, но девочка закапризничала и, ухватившись ручонками за платье незнакомки, не желала с ней разставаться.   -- Вы меня будете бранить...-- повторяла она.-- А тетя добрая...   -- Ты уже опять была в кухне, негодная девчонка?   Таня упорно молчала, крепко ухватившись за платье своей защитницы. Незнакомка сделала княжне знак глазами и пригласила ее к себе в номер. Княжна только теперь вгляделась в нее и узнала в ней ту самую девушку, о которой ей столько раз говорил Окоемов. Это открытие ее заинтересовало, и она молча пошла за ней.   -- Посидите у меня, пока девочка успокоится,-- проговорила незнакомка, когда оне вошли в большой номер.-- Кстати, я совершенно одна...   -- Если не ошибаюсь, я видела вас на вокзале, когда мы приехали? Мне говорил о вас Василий Тимофеич...   -- Г. Окоемов? Да, я его встречала несколько раз в Москве... Я сейчас, только умою эту стрекозу.   Она увела девочку к умывальнику и помогла ей умыться, а затем сама вытерла мокрое детское личико полотенцем.   -- Какая милая девочка... Это ваша дочь?   -- Нет, я не замужем... У нея нет матери. А вас как зовут?   -- Настасья Яковлевна... Мы скоро уезжаем с дядей в Москву.   -- Я вам могу только позавидовать.. Я тоже московская и очень скучаю по Москве.   Оне разговорились. Княжне очень понравилась эта оригинальная девушка. У нея было совсем особенное лицо, одно из тех типичных женских русских лиц, которыя не забываются. Особенно шла к ней гладкая прическа, открывавшая умный большой лоб. Княжна чувствовала, что точно давно-давно знакома с этой девушкой.   -- А я здесь пробуду до осени,--сообщила она.-- С одной стороны, жалею, что приехала сюда, а с другой... Как жаль, что вы совсем не знаете Василия Тимофеича. Это совсем особенный человек...   В кратких словах княжна разсказала о цели своей экспедиции и об ея личном составе. Настасья Яковлевна внимательно ее выслушала и ответила одной фразой:   -- Да, я слышала... Мне говорил дядя о г. Окоемове.   Княжне показалось, что девушка говорит о г. Окоемове слишком равнодушно, и про себя немного обиделась. Разве есть другой г. Окоемов? Очевидно, девушка ничего не знала или слышала что-нибудь не в его пользу. Затем, как показалось княжне, девушка относилась к ней с некоторым недоверием.   -- Вы опять в Москву?-- спрашивала княжна, поднимаясь.   -- Да...   С этого началось случайное знакомство, о котором княжна почему-то не сказала Окоемову ни одного слова.   В следующий раз она встретила Настасью Яковлевну в коридоре и не узнала ея: девушка шла в шелковом сарафане и в шелковом платочке на голове, что к ней очень шло.   -- Я уже не узнала вас, Настасья Яковлевна. Какой странный костюм...   -- Сегодня воскресенье, и я только-что вернулась из моленной. Мы ведь по старой вере... староверы....   -- А, вот что... Этот сарафан очень идет к вам, как и всем женщинам вообще. Замечательно хороший костюм, который идет ко всем возрастам и даже к некрасивым женщинам. Наши платья ничего не стоят по сравнению... А вы просто красавица в своем сарафане.   Этот комплимент заставил Настасью Яковлевну раскраснеться, а княжна стояла и любовалась красавицей. Да, у Окоемова недурной вкус... И какое чудное лицо, такое молодое и такое серьезное. Княжна кончила тем, что обняла и расцеловала раскольницу.   -- Я не знаю уже, за что я вас полюбила... Как жаль, что вы скоро уезжаете!..   Настасья Яковлевна ничего не ответила, а только тоже опустила глаза.   -- Кстати, пойдемте к нам чай пить,-- предложила княжна.-- В нашем номере одне женщины.   Девушка на одно мгновение поколебалась, а потом молча пошла за княжной. Ея появление в номере произвело некоторую сенсацию. Таня смотрела на нее с раскрытым ртом,-- это не была просто добрая тетя, а что-то особенное, высшее, чего она еще никогда не видала. Настасья Яковлевна сняла свой платок, и Таня пришла в окончательный восторг от ея туго заплетенной косы.   -- И мне такое же платье...-- проговорила она, ощупывая сарафан гостьи, сделанный из старинной тяжелой шелковой материи.   Хохлушка отнеслась к этому праздничному наряду москалихи довольно презрительно, зато Калерия Михайловна ахнула от восторга.   -- Вот это отлично: наше родное, русское...-- повторяла она в каком-то детском воодушевлении.-- Да, отлично...   -- Еще бабушкин сарафан,-- обяснила Настасья Яковлевна.-- Видите, старинный позумент с висюльками... Такого уже нынче не делают. И пуговицы тоже старинныя...   Это торжество женскаго севера задело хохлушку за живое, и она сделала презрительную гримасу. То ли дело хохлацкия запаски и плахты,-- что может быть лучше? И чему обрадовались эти кацапки!.. Вот невидаль, что обшит сарафан разными цацами!.. То ли дело, когда девушка наденет на голову живые цветы... Кончилось тем, что хохлушка придралась по какому-то поводу к Калерии Михайловне, и чуть не вспыхнула первая ссора за все время их путешествия. Но в этот критический момент в дверях показался Окоемов. Он на мгновение остановился в дверях, посмотрел на Настасью Яковлевну прищуренными глазами, как делают при неожиданно-ярком свете, и только потом подошел поздороваться.   -- Я вас не узнал, Настасья Яковлевна...   -- А я вас сразу узнала...-- спокойно и просто проговорила девушка.-- Отчего вы к нам никогда не зайдете? Дядя вас приглашал...   -- Говоря откровенно, мне очень хотелось быть у вас,-- в том же тоне ответил Окоемов,-- но я просто не решался... Несколько раз собирался и не мог. Сам не знаю, что меня удерживало. Боялся вам помешать, потом куча своих дел... Вы, кажется, скоро уезжаете?   -- Да, на-днях.   -- Опять в Москву?   -- Да...   Девушка наскоро выпила свою чашку и начала прощаться. Протягивая руку Окоемову, она проговорила:   -- А вы все-таки заходите к нам...   -- Благодарю. Постараюсь быть.   Она вышла. В номере водворилось неловкое молчание. Все три женщины инстинктивно ревновали эту Настасью Яковлевну к своему патрону. На их глазах промелькнуло молодое счастье, напомнив о былом.   -- Да, я пришел обявить вам, господа, что уезжаю на несколько дней,-- спохватился Окоемов.-- Всего на несколько дней... Мы едем вместе с Утлых посмотреть промысел.   -- А если вы не вернетесь?-- спросила княжна.   -- Вернусь, вернусь...-- успокоил Окоемов.-- Тащить всех за собой неудобно, а мне необходимо обехать до десятка промыслов и осмотреть свои, чтобы сделать окончательный выбор.   И это не понравилось всем женщинам, которыя начинали смотреть на Окоемова с чувством собственности.   -- С вами останутся Потапов, Крестников и Потемкин,-- обяснял Окоемов.   Вечером этого же дня Окоемов неожиданно встретил Настасью Яковлевну на улице. Она была в своем обыкновенном шерстяном платье и в соломенной шляпе.   -- Здравствуйте, Настасья Яковлевна.   -- Здравствуйте... А я сейчас из магазина,-- точно оправдывалась девушка, показывая небольшой сверток.-- Скоро уезжаем, так нужно было кое-что купить...   -- В Москву?-- проговорил Окоемов, идя рядом.-- Знаете, Настасья Яковлевна, я вам не верю...   Девушка с удивлением посмотрела на него своими темными глазами.   -- Да, не верю...-- продолжал Окоемов еще более решительно.-- Вы говорите то, что вам велят. Я вас не обвиняю и понимаю, почему вы так делаете... Не правда ли, я угадал.   Она ничего не ответила, а только прибавила шагу, точно хотела убежать от какой-то удручавшей ее мысли...   -- Я много думал о вас...-- говорил Окоемов, стараясь итти в ногу.-- Да, думал... И вы тоже думали, так, немножко. И знаете, что вас смущало: вы думали, что я вас считаю за богатую наследницу, тогда как у вас ничего нет. Да, сначала я так думал, а потом узнал, что ошибаюсь и поэтому... поэтому решился предложить вам следующее: где бы вы ни были и что бы с вами ни было, вы помните одно, что у вас есть верный друг, который для вас готов все сделать. Да, все на свете... Я знаю, что вы останетесь здесь, на Урале, и, вероятно, вас запрячут куда-нибудь подальше, а поэтому, если я вам понадоблюсь, напишите мне только свой адрес, и я явлюсь. Мой адрес: почтамт, до востребования. А вот вам на всякий случай моя карточка...   Девушка ничего не ответила, а только молча пожала руку Окоемова, взяла его карточку и сделала глазами знак, чтобы он больше не провожал.   Он остался на тротуаре, а она быстро шла к "Американской гостинице", до которой оставалось всего несколько шагов. У него мелькнула совершенно детская мысль: если она

 оглянется -- да, не оглянется -- нет... Настасья Яковлевна остановилась на подезде, оглянулась и кивнула головой. О, милая, милая девушка... Как он сейчас любил ее, именно любил, потому что даже не думал о самом себе и о своем счастье, а только о ней. Милая девушка, будь же счастлива, всегда, всегда счастлива... Да, с ней уходил целый мир, все счастье, все будущее, а Окоемов стоял на тротуаре, как очарованный, и не смел шевельнуться. Его растерянный вид обратил внимание какого-то прохожаго, который с участием проговорил:   -- Не обронили ли вы чего, господин?   -- Нет, я нашел...-- весело ответил Окоемов и засмеялся.-- Много нашел: целое богатство.   Прохожий посмотрел на него и только пожал плечами, приняв его за рехнувшагося человека. Долго ли повихнуться человеку...   Окоемов несколько времени не мог прийти в себя и машинально пошел совсем не в ту сторону, куда было нужно. Потом он вспомнил, что обещал быть у Утлых и даже опоздал на целых полчаса, чего с ним никогда не случалось, потому что аккуратность в делах он ставил одной из величайших добродетелей.   Утлых был немало удивлен, увидев Окоемова: он принял его за пьянаго. Окоемов старался быть внимательным, слушал и отвечал совершенно невпопад.   -- Да что с вами случилось, Василий Тимофеич?   -- Со мной? Решительно ничего... А впрочем, все пустяки!   -- Вы это про что? Какия пустяки?   -- Разве я это сказал?.. Виноват, я говорю совсем не то...   Окоемов вдруг засмеялся и даже обнял Утлых. Уральский американец мог только удивляться   -- Вы, может-быть, забыли, что завтра мы выезжаем?-- заговорил он.   -- Куда? Ах, да... Все это пустяки и вздор!   -- Какой же вздор? Помилуйте, Василий Тимофеич... Наконец я вас не понимаю. Так нельзя относиться к делу...   -- Хорошо... едем, Илья Ѳедорыч. Я что-то хотел сказать вам... Ах, все равно. Одним словом, едем...