Без обезьяны

Уэллс попытался заглянуть в будущее ещё дальше. В его «Борьбе миров» на Землю прилетают завоеватели с Марса. Вот как они выглядят:

«... В этих существах не было ничего земного. Это были большие круглые тела, скорее головы, около четырёх футов2 в диаметре, с некиим подобием лица. На этих лицах не было ноздрей (марсиане, кажется, были лишены чувства обоняния), только два больших тёмных глаза и что-то вроде мясистого клюва под ними... Около рта торчали шестнадцать тонких, похожих на бичи щупалец, разделённых на два пучка — по восьми щупалец в каждом...

Большую часть их тела занимал мозг...»

Но Уэллсу (или его герою, от лица которого идёт рассказ) кажется вполне вероятным, что марсиане произошли от существ, в общем похожих на нас. Потому что «развитие механических приспособлений должно в конце концов задержать развитие человеческого тела, а химическая пища ликвидирует пищеварение... волосы, нос, зубы, уши, подбородок постепенно потеряют своё значение для человека... Будет развиваться один только мозг. Ещё одна часть тела имеет шанс пережить остальные — это рука, «учитель и слуга мозга». Все части тела будут атрофироваться, рука же — всё более и более развиваться».

Фантасты — им и положено фантазировать. Но и Беляев и Уэллс в данном случае сами придумали не так уж много. Они взяли за основу своих описаний выводы из статей и книг, написанных учёными. В конце прошлого века, когда появилась «Борьба миров», и в двадцатые годы двадцатого века, когда была написана «Война в эфире», многие антропологи верили в дальнейшую эволюцию человеческого рода, не зависящую от его воли. Сейчас огромное большинство учёных смотрит на дело иначе.

Шея внука не становится ведь длиннее, если дед всё время вытягивал собственную шею, а у щенка с пятьюдесятью поколениями бесхвостых — по воле человека — предков хвост всё равно при рождении налицо.

И пещерная рыба слепа не из-за того, что у тысяч её предков глаза были без дела и исчезли сами собой. Нет! Глаза не нужны — тратить на них энергию невыгодно; тому, кто всё-таки тратит её, хуже — он быстрее умирает, после него меньше потомства и так далее. Впрочем, об этом механизме у нас уже шла речь. И я заново повторил — с новыми примерами — прежние рассуждения лишь затем, чтобы напомнить: для исчезновения каких-то наследственных черт нужно, чтобы их носитель не оставил детей. А с чего бы это людям с большими зубами раньше умирать, чем мелкозубым? Л если уж действительно на то есть причина, так чего проще — обеспечить их твёрдой пищей (как обеспечивают сейчас в армии двойной порцией людей с болезненно большим аппетитом).

Значит, не с чего зубам исчезать.

И вообще получается, что человеку не с чего изменяться: голова у него не станет больше, раз люди с головою средних размеров не будут умирать бездетными, и ногти на пальцах не исчезнут (Беляев предрекал и это), потому что их обладатели ничем не хуже тех, у кого ногтей почти или вовсе нет.

Могут, конечно, быть разные небольшие изменения, но в целом человек должен остаться таким, как сегодня. Он вышел из-под власти естественного отбора, а меняет виды животных именно отбор.

Но теория теорией, а как с практикой? Какими конкретными фактами можно подтвердить эти общие положения применительно к человеку?

Советский антрополог В. П. Алексеев сравнил черепа обезьян, синантропов, неандертальцев, кроманьонцев и таких же людей, как мы.

И что же получилось? Вдруг оказалось, что за более чем миллион лет размеры отдельных деталей лица и черепа менялись довольно беспорядочно. Лицо то расширялось, то сужалось, череп становился то длинней, то круглей, глаза (глазницы) то больше, то меньше. Даже увеличивался в целом череп далеко не всё время — на пути от неандертальцев к нам он явно кое-что потерял в объёме. И только лоб у человека становился всё менее наклонным, всё более отвесным, — тысячелетие за тысячелетием. Но с каждым тысячелетием это изменение наклона шло всё медленнее. К нашим же дням и вовсе прекратилось. А мелкие изменения, которые тысячу, десять тысяч, сто тысяч лет идут в одну сторону, а следующие тысячу, десять тысяч, сто тысяч в другую, — они главным чертам человеческого облика не угрожают. Итак, в последние десятки тысяч лет человек становился в среднем то выше, то ниже, голова у него то круглела, то удлинялась, и все или почти все остальные изменения внешнего облика развивались то в одну, то в другую сторону. В результате нет, по-видимому, никаких принципиальных физических отличий между современным владимирцем и человеком с Сунгиря, жившим под Владимиром тысячу поколений назад.

Но, может быть, между этими двумя владимирцами есть отличия во внутреннем развитии мозга, в способностях, творческом потенциале?

У нас, пожалуй, нет прямых доказательств, что такие отличия отсутствуют. Зато есть немало косвенных.