Без обезьяны

Но изображение было не только способом добиться охотничьей удачи. Искусство уже двенадцать тысяч лет назад (как и раньше, как и позже) было средством познания мира/Повторяли животное на камне не только для того, чтобы победить его, но (пусть подсознательно) и для того, чтобы лучше узнать и понять.

От многих других заповедников древнейшего искусства отличается Кобыстан своей доступностью. Здесь художникам не надо было ползти на корточках сотни метров, добираясь до заветной росписи, как это делали мастера испанской пещеры Альтамира. Все камни хорошо принимают рисунки, до многих легко дотянуться художнику, но всё-таки не всюду оставляют свои следы резцы. А есть камни, где буквально рисунок на рисунке, где поверх людей изображены быки, а поверх — снова люди. Человек здесь бережен к старому — ему так легко было бы его уничтожить, а он не хочет. И в то же время словно не обращает внимания на старое — «лепит» на него своё, да и только. И словно всё равно ему, что и собственный его рисунок много теряет на этом фоне.

Может быть, они умели замечать только то, что хотели, И видели все эти слои рисунков по очереди, словно проявляя один слой за другим? Или для них было важно нарисовать, выбить человека или зверя на особо священном месте, а как он будет выглядеть, каким будет казаться зрителю, — представлялось уже делом третьестепенным, а может, и вовсе не имеющим никакого значения?

Поди-ка влезь в шкуру первобытного человека! Пойми его намерения, разберись до конца в его взглядах, обычаях, привычках... Даже надеяться на это нельзя. И всё-таки гипотезы учёных — не простые попытки угадать истину. Здесь археологи и искусствоведы могут обратиться за помощью к этнографам. Ведь те успели застать на Земле в XIX веке (да и в XX, пожалуй) племена охотников и собирателей, живших схожей с древними кобыстанскими охотниками жизнью. .

И этнографы же изучали обычаи наследников и преемников древних кобыстанцев — сегодняшних азербайджанцев.

Вот на камне группа мужчин ведёт своеобразный хоровод. Азербайджанские учёные узнают в их позах сохранившийся до наших дней в республике коллективный мужской танец «яллы». А этнографы могут вспомнить известные у охотничьих племён военные танцы. Танцы, имевшие и спортивное и волшебное значение, воспитывавшие и выдержку, и ловкость, и умение видеть красоту человеческих движений. С таких танцев, между прочим, начиналась история и хореографии и, может быть, театра.

Двенадцать тысяч лет! Теперь нас приучили учёные к астрономическим цифрам. Даже до Луны расстояние РСФСРскому жителю кажется чепухой, как совсем по другому поводу отметил когда-то Владимир Маяковский. Что двенадцать тысяч лет нам, привыкшим считать на миллионы! Но вдумайтесь: на всю историю Вселенной со дня сотворения и по нынешний день Библия отвела в полтора раза меньше времени: мир был сотворён богом всего семь с половиной тысяч лет назад. Ну, это миф. А если взять древнейшие известные нам государства, они окажутся по крайней мере вдвое моложе первых рисунков на этих горах. Южная Америка, возможно, ещё не видела людей, Скандинавский полуостров был пустыней, покрытой ледниковым щитом, когда первый кобыстанский художник неуверенно взял в руку гальку.

Кого он изобразил? По-видимому, себя! Не себя лично, а человека своего племени, мужчину-охотника и женщину-мать. Древнейшие рисунки оставили нам память о людях с луками. Ты уже прочитал о том, какое значение имело для человека изобретение лука. Лук был слишком важен, слишком свежа была радость обладания им, чтобы художник мог забыть про это сверхоружие каменного века. Но лук не избавлял от необходимости преследовать добычу — и у этих охотников толстые икры, икры выносливых бегунов. Техника техникой, а мышцы мышцами.

Эти первые изображения людей — самые большие в Кобыстане, они сделаны почти в полный рост. А потом рисунки начинают «мельчать». Поверх полутораметровых фигур людей — изображения быков длиною в 50–100 сантиметров (за исключением одной двухметровой), а поверх быков выгравированы схематичные фигурки людей высотою всего сантиметров в тридцать. Может быть, тут сыграло свою роль развитие микролитической техники. Спичечная коробка может запросто вместить добрых полсотни крошечных острогранных камешков, когда-то вместе составлявших лезвия нескольких вкладышевых копий или серпов.

Но развитием техники никак не объяснишь явный упадок кобыстанского искусства в ходе тысячелетий.

Люди мезолита делали обратные барельефы, их потомки обходились чем-то вроде гравюр на камне, а дальше только простые царапины по камню образовывали рисунки. И сами рисунки становились, как правило, явно слабее. И это, конечно, нельзя было объяснить просто исчезновением художественного таланта.

В чём здесь дело? Почему Кобыстан словно взялся за подтверждение старой сказки о вырождении человечества? Да ведь не только Кобыстан! Во многих местах Европы, Азии, Африки первобытное искусство, после своего взлёта в палеолите и начале мезолита, явно идёт на спад.