Без окон, без дверей

Он вытащил с полки над раковиной банку с завинчивающейся крышкой, где гремели монетки, гвозди и шурупы, обрывки бумаги, куски проволоки, пустые нитяные катушки, вековой бесполезный хлам. Когда они с Оуэном были мальчишками, у матери в этой банке всегда шуршало несколько долларов на школьные завтраки, а летом на мороженое. Бумажные деньги давно испарились, осталось лишь самое звонкое и наименее ценное содержание, тускло поблескивавшее в дневном свете. Скотт перевернул банку вверх дном над плитой, роясь в липких пенни и двухцентовых марках.

— Что ты там делаешь, черт побери? — долетел вопрос из гостиной.

— Ничего. — Он повысил голос, но не оглянулся. — Ключ ищу.

Через секунду-другую в кухонной двери возник Оуэн, склонив набок голову, щурясь на Скотта из-под колпака черных, жестких, как солома, волос. В тридцать один он на три года младше брата, но выглядит старше, медлительнее. На нем черная футболка с логотипом виски «Джек Дэниелс», недостаточно длинная, чтобы прикрыть обвисший живот над спущенными на бедра джинсами. Он принес с собой запах пива, затхлой синтетической ткани, смешанный со старым знакомым запахом жевательного табака, который, попав в ноздри Скотта, вызвал дикое сочетание ностальгии и почти невыносимого отвращения. Оуэн сделал еще шаг, отмел мальчика в сторону, не отворачивая от брата припотевшее раскрасневшееся лицо.

— Какой ключ?

— От сарая.

— Да? — Он еще сильнее прищурился. — И что там?

— Ничего, — сказал Скотт. — Мы мяч потеряли. Он в окно попал…

— Шутишь? — Оуэн, в конце концов, заметил стоявшего между ними ребенка. — Генри, ты что натворил? Окно разбил? — Он с такой силой рванул мальчика за руку, что Скотт увидел, как его голова дернулась, зубы клацнули. У отца такая реакция вызвала только презрение. — Не прикидывайся. Вовсе не больно.

— Это я виноват, — сказал Скотт. — Это я бросил мяч.

— Да? — Оуэн слегка повернул к нему голову с легким восторженным изумлением. — И как же это вышло?

— Контроль потерял.

— Типично. — Он протянул руку, почесал ляжку. — Как я понимаю, считаешь, будто после смерти папы можешь расколотить все на хрен по собственной воле, упорхнуть из дома, ни о чем больше не беспокоиться, а?

— Брось, старик, — сказал Скотт. — До отъезда я вставлю стекло. — В ходе беседы он отыскал среди содержимого банки три возможных ключа и сунул в карман, потом сгреб остальное обратно, желая как можно скорее отделаться от брата.

— Обязательно, черт побери. Если папы не стало, это не означает, что можно разорить дом и уехать.

Не прекращая тирады, Оуэн шел за ним по коридору. Взгляд его упал на тащившегося рядом сынишку.

— А ты куда? У нас мужской разговор.

С грохотом обрушив за собой дверные жалюзи, он вышел за Скоттом на крыльцо, споткнулся на лестнице на пару ступенек позади него, маяча в периферическом зрении громоздкой неуклюжей тенью.

— Я, собственно, не про окно, — говорил он. — В сарае в любом случае наверняка нет ничего, кроме кучи всякого хлама. Вряд ли папа в последнее время туда вообще заходил.

Скотт понял: брат боится, как бы он не нашел там чего-нибудь ценного и не забрал себе.

— Я только мяч возьму.

— Куча дерьма, — повторил Оуэн. — Хоть никогда не знаешь, где повезет. Мне Стюарт Гарви рассказывал про одного парня из Нэшуа, у которого дед в одночасье умер от удара, а потом он нашел в амбаре восемьдесят тысяч долларов наличными в кофейных банках, засунутых в дыры под полом. — Он тихо присвистнул. — Восемьдесят кусков, представляешь?

Скотт попробовал вставить в замок первый ключ — близко даже не подошел. Второй еще крупнее — никакой вероятности. Остался маленький медный ключик. Он сунул его в скважину и ладонью почувствовал охотный пружинистый отзыв внутреннего механизма. Только успел снять замок, как Оуэн ринулся мимо него, широко распахнул створку, откуда по полу протянулась расширявшаяся трапеция дневного света, и ворвался в сарай. После минутного бездыханного молчания на лице быстро разлилось разочарование, охватывая все тело по мере того, как прямо на глазах таяла надежда на неожиданное обогащение. Судьба вновь обманула его.

— Сплошной хлам, — снова буркнул он, сердито оглядывая старые инструменты, заржавевшую тачку, приткнувшуюся к стене, газонокосилку и грабли, шлакоблочные кирпичи, мешки с мульчей, пакеты с семенами. — Что я тебе говорил?

— Угу.

Присев на корточки, Скотт обнаружил мяч на нижней полке голого верстака, который отец оборудовал у задней стены сарая. А когда потянулся за ним, в глаза бросилось нечто, полностью затмившее всякую мысль о мяче.

— Что там? — спросил за спиной Оуэн, мгновенно учуяв заинтересованность брата. — Нашел что-нибудь?

Скотт, по-прежнему на корточках, потянулся, уткнулся в угол верстака плечом в качестве рычага, вытащил на обозрение тяжелый прямоугольный предмет. Это была старая конторская пишущая машинка стального линкорного цвета с круглыми черными клавишами. Он пробежался по ним пальцами, нащупывая под шелковистым слоем пыли сверкающий бакелит.

— Обалдеть, — хмыкнул Оуэн, не скрывая разочарования. — И больше ничего?