Хорошо, что дорога шла вниз по холму. Не так уж и сложно идти. Конечно, дыхание сбивается, в голове шумит, ноги наливются тяжестью и еле сгибаются. Но идти-то все-таки можно! Даже сложно поверить. Люди с ножевым ранением в грудь не ходят, а лежат на носилках и торопливо прощаются с жизнью. Я – особенный? – подумал тогда Эрвин. Любимчик Светлой Агаты! Она не дала Луису попасть в сердце. Она дала мне сил остановить кровь и выбраться из ложа. Она поможет добраться до ручья и пошлет скорейшее выздоровление. Никто не поверит, что я справился с таким. Тьма, я бы и сам не поверил!..
Эрвин прошел шагов двести. Деревья сомкнулись за спиной и отгородили его от ужаса, оставшегося в лагере. В тот же миг силы исчезли. Он налетел на торчащий корень, упал – и не смог подняться. Не помощь Праматери, а ужас держал его на ногах, заставлял сердце отчаянно биться, перекачивал кровь, приводил в движение мускулы и мысли. Страх исчерпался, с ним отхлынула жизнь.
Эрвин забыл об Агате, и о ручье, и о том, чтобы пытаться встать на ноги. Осталась единственная забота: сохранить сознание и доползти до ближайшего укрытия. Он увидел землянку дикарей – одну из тех, на которые отряд набрел вчера. В ней не будет ни воды, ни пищи, ни солнечного света, но это теперь было совершенно не важно. С минуты на минуту остатки сознания улетучатся, он провалится в небытие и достанется волкам.
Эрвин успел заползти в нору и задвинуть за собой входной щит прежде, чем лишился чувств.
Считай, снова повезло.
Глава 27. Монета
По неопытности Полли перестаралась с парфюмом. Хармон Паула успел позабыть свою давешнюю задумку, как тут она сработала с неожиданным успехом.
Перед ужином торговец сообщил своим людям, что солтаунский покупатель назначил за товар слишком низкую цену, и теперь придется отправится в Лабелин, к барону Деррилу. Это известие никому не доставило удовольствия, одна лишь Полли лучилась радостью, рассказывала о чудесной лодочной прогулке с Джоакином на закате прошлого дня. «Ничего нет лучше моря», – не раз говаривал Джоакин, и девушка была с ним полностью согласна. Облако ванильного аромата распространялось вокруг Полли.
Доксет был навеселе и ничего не заметил. Сара чихнула. Снайп наморщил нос. Луиза спросила:
– Неужто парфюм?
– Мне подарил хозяин, – Полли смущенно улыбнулась в его сторону.
– Хармон Паула, – укоризненно глянула на торговца Луиза, – надо было послабее настойку взять. Эта слишком уж забористая.
– А по мне, так ничего, – сказал Вихорь. – Коли одежа нестирана, отлично вонь перешибает.
– Ты здесь один в вонючей одеже ходишь, – фыркнула Луиза.
– Потому, что руки у тебя кривые, постирать не можешь, – буркнул Вихорь.
Тут вошел Джоакин и помешал Луизе дать мужу достойный ответ. Воин уселся между Хармоном и Полли, придвинул тарелку, сунул в рот пару ложек бобов, как тут почуял запах. Внимательно глянул на девушку и спросил:
– Это ты, никак, надухалась?
– Теперь я буду пахнуть, как леди, – простодушно ответила Полли.
Джоакин прыснул:
– Леди духаются с умом, а не так, что за квартал собакам нюх отшибает!
Девушку покраснела и спала с лица. Луиза вступилась за нее:
– И с каких же пор ты у нас такой знаток леди? Уж не с тех ли, как тебе графские рыцари все ребра пересчитали?
– Моя мать была леди, а отец – рыцарем!
– Это они тебя научили девушкам хамить? Хороши благородные!
– Я служил у барона Бройфилда, – процедил Джоакин, – с его женой и сестрами общался.
– Так же, как с Полли? Тогда немудрено, что барон тебя выкинул!
Хармон с удовольствием поглядел, как парень тщится найти достойный ответ, чуть не скрежеща зубами от натуги.
– Я знаю о дворянах побольше вашего! – выдавил, наконец, Джоакин. – Я сам почти что их роду!
– Нашел чем гордиться, дурья башка, – бросил Снайп.
Тут Хармон счел нужным вступиться:
– Все, довольно, напустились на парня! Накинулись, будто на злодея. Никакой беды нет, что он хочет походить на лорда. У лордов тоже есть чему поучиться. – Джоакин расцвел при этих словах, но Хармон строго добавил: – А ты извинись перед Полли.
– Извини, – нехотя выдавил парень, – я сказал грубо…
Остаток ужина Джоакин и Полли провели в смурном молчании. Хармон остался весьма доволен собой.
Почему я не продал Предмет? – размышлял Хармон-торговец, покидая Солтаун под моросящим грибным дождем. В разговоре со свитой он объяснил неудачу скупостью Гобарт-Синталя, однако сам далеко не был уверен, что причина в этом.
Конечно, корабельщик врал на счет «крайней цены». Хармон мог выложить на кофейный столик Светлую Сферу, показать, как плавает в воздухе мерцающий шар, – и легко выудить у негоцианта еще пару тысяч. Сошлись бы на тридцати пяти, Хармонова прибыль составила бы три с половиной тысячи. Он думал о четырех, но и три с половиной – большое богатство, еще месяц назад торговец и мечтать о таком не смел. Так почему отказался?