Теперь она переменилась до неузнаваемости. Темно-каштановые волосы падали на плечи пышной волной, серые глаза поблескивали серебром, пудра не оставила следа от веснушек. Неулыбающиеся губы веяли прохладой, строгое черное платье усиливало эффект. Глория преобразилась в таинственную северную дворянку – из тех, на кого так падки мужчины Фаунтерры. Ее внешность утратила былую яркость, но приобрела глубину и душу. Леди Сибил смотрела на дочь с нескрываемым восторгом, Мира – с завистью и досадой.
– Миледи, – поклонилась Глория собственной матери.
– Рада вас видеть в здравии, милая Минерва, – ответила ей леди Сибил и махнула церемониймейстеру: – Благодарю, вы можете идти.
Когда он удалился, графиня заключила дочь в объятья. Они заворковали наперебой:
– Я так скучала!
– Ты – настоящая красавица!
– Ах, мамочка!
– Как прошла дорога?
– Дорога была ужасна, зато дворец!.. Мама, дворец! Столица! Какое счастье, что, наконец, я здесь!
– И я счастлива, дорогая моя!
Мира всегда испытывала неловкость от подобных сцен. Бурные излияния чувств виделись ей чем-то неприличным. Нежность, пусть даже родственная, – слишком интимная штука, чтобы выставлять ее напоказ.
– Миледи, я оставлю вас наедине, – сказала она и направилась к выходу.
– Да-да, благодарю тебя, – ответила графиня. Глория так будто и не заметила Миру.
Девушка пошла прочь от беседки. В груди бурлили злость, обида, досада – сложно даже сказать, какого снадобья больше в этой смеси. Увидав Глорию, она словно изменила точку зрения, глянула на все иначе, под новым углом. Глория заняла место Минервы и приняла на себя опасность, предназначенную Мире, – можно сказать так. А можно выразиться иначе: простушка Глория взяла себе имя Минервы рода Янмэй – высокого, императорского рода. Имитирует ее, Минервы, внешность. Лишь взглянув со стороны, Мира поняла: она не была красавицей, но в чертах ее сквозила та особенная, горделивая порода, присущая лишь потомкам десятков поколений аристократов. Теперь же эту породу изображает Глория, а Мира носит рыжие волосы и сельские веснушки! Она с раздражением потерла щеки, встрепала пальцами прическу.
Мало того: Глория теперь живет в императорском дворце! Эта почесть предназначалась мне, Минерве из Стагфорта. Это я лишилась отца, это меня пытались убить, это я – наследница престола! А дворцовые покои достались Глории. «Под личной защитой владыки» – любопытно, что вкладывается в эти слова? Видится ли Глория с Адрианом? Возможно, он справляется о ее здоровье? Может быть, она ест за его столом? А почему нет – ведь Адриан мнит ее своею троюродной племянницей. Наверняка он пригласит родственницу разделить с ним трапезу – этого требует простая вежливость! Из вежливости же он заговорит с нею:
– Как сложилась дорога в столицу, миледи?
– Ах, ваше величество, путь был так долог и утомителен, зато радость встречи с вами вознаградила меня с лихвой!
Конечно, из одной лишь вежливости, он может подарить ей комплимент:
– Вы красивы, миледи.
Глория, конечно, не ляпнет какую-нибудь глупость про яркие обертки. Леди Сибил и пансионные дамы прекрасно ее выдрессировали!
– Ваше величество, – шепнет она и скромно опустит глаза.
– Я соболезную вашей утрате, – учтиво скажет владыка Адриан.
– Благодарю, ваше величество. Это, поистине, было ужасно. Ясным днем мы ехали сквозь лес…
Глория расскажет о засаде и убийстве отца. Ей это не будет стоить труда – ведь это было не с нею! Рассказывать о ком-то всегда проще, чем о себе. Мира смогла бы выдавить лишь то странное воспоминанье, как лес сделался серым и тусклым, и как она тушила пальцами свечные огоньки, удивляясь отсутствию боли. А вот Глория-то расскажет складно, да еще и с чувством, прибавит страдания, уронит слезу. У Адриана доброе сердце, он исполнится сочувствия к ней.
– Вашу утрату ничем не восполнить, миледи. Но все же, не забывайте, что я – ваш кровный родственник, и вы можете рассчитывать на мою заботу.
– Ваше величество!.. – Глория сумеет изобразить благодарность столь же робкую, сколь и горячую. Она – отличная актриса, этого у простушки не отнять.
– Ваша чашка опустела, миледи. Позвольте, я налью вам чаю.
Он возьмет золоченый чайник собственной царственной рукою. Знак исключительного внимания! Иной честолюбец с радостью принял бы его, но человек изощренный поступит иначе. В пансионе Глорию, конечно, обучили вести себя в подобных случаях.
– Ваше величество, я не заслуживаю такой заботы! Не смею принять ее. Буду счастлива, если вы позволите мне поухаживать за вами.
Чертовка! Наполнять кубок владыки – это чья-то родовая привилегия, передаваемая из поколения в поколение! Но Адриан не откажет несчастной девушке, столь утонченной в манерах, несмотря на горе. Он укажет на свою чашку, и Глория наполнит ее, изящно изогнув белую ручку. Хорошо хоть, руки у нее не так уж красивы: короткие ногти, широкие запястья…