Много позже, мне случайно попалось на глаза письмо, которое невеста отправила, так сказать — по результатам разведки, отцу, и которое, не застав адресата на тракте, вернулось к отправителю. «Кстати, дела его вовсе не так расстроены, как это показалось мне поначалу, —
писала она. — Совершено уже ясно, что капитал его простирается далеко за десять миллионов. Точнее и сказать нельзя, ибо вы не поверите, но тут, в этой Сибири, все, кажется, друг другу должны, и порядок ведения дел разительно отличается от порядка ведения их в Петербурге и Европе. Признаюсь, я еще не вникла во все тонкости, но Ваша дочь всегда была прилежной ученицей, так что выучит и этот урок. К тому же, если будет нужда, он легко сможет вывести изрядную часть своих actif, и вовсе не будет разорен — тем паче, что часть дел он оформлял на своих homme de confiance., таких как monsieur Gintar (я писала Вам о нем прошлый раз). К тому же благорасположение их Величеств и Их Высочеств тому способствуют. А Герман, кажется, все теплее и теплее относится ко мне с каждым днем, и, думаю Вы были правы говоря, что он вполне способен меня если и не полюбить, так хотя бы ко мне привыкнуть. Я тоже этого из всех своих сил желаю, и, кажется, желание мое недалеко от свершения. Он, кстати, меня порой изрядно удивляет — я, право, недооценивала ранее кругозор моего милого Германа. Хотя, конечно, mon promis продолжает скрытничать, и не выдает некоторых секретов. Я его, впрочем, за то не виню — он намекал, что некоторые тайны ему не принадлежат, и он не может делиться ими ни со мной, ни с Их высочествами. Знаете, mon bon papa, это не только придет ему в моих глазах некую вуаль таинственности, но и характеризует его как человека умного и склонного держать свои обещания во всем».Этак вот элегантно, двенадцать стали десятью… У моей суженой, как оказалось, тоже были маленькие секреты от родственников.
После той памятной финансовой «консультации» в кабинете управляющего моим банком, наши с Надей разговоры стали охватывать гораздо больше тем. Она, выросшая в семье видного военного столичного чиновника, и успевшая разобраться в реалиях придворной жизни, будучи фрейлиной супруги наследника престола, прекрасно понимала, что без благоволения каких-то значимых вельмож, стремительное превращение в гражданского начальника огромного региона и миллионера было бы совершенно невозможным. Мадемуазель Якобсон, с настойчивостью настоящего исследователя, выспрашивала о нюансах отношений с моими покровителями. Причем не просто так, а, попутно, выдавая некоторые результаты собственных наблюдений о характерах видных столичных политических деятелей. По моему мнению, большая часть ее суждений основывались на исключительно эмоциональных ощущениях, или придворных сплетнях, но попадалась и действительно ценная информация. После нескольких бесед в таком ключе, наступил, наконец, момент, когда можно было задать давно мучавший меня вопрос.