Да и зачем столько? Ну ладно, можно допустить, что тот, кому следует, все‑таки поверил в готовящееся в наших краях восстание ссыльных поляков. Так местных казаков с городскими пехотными батальонами хватит, чтоб пол Китая завоевать, не то чтоб каких‑то там бунтовщиков успокоить…
— Манифест, Миша, — дергая бровь, и пытаясь унять сорвавшееся в крещендо сердце, выкрикнул я. — Какие губернии входят?
Секретарь с полминуты рылся в пачке газетных листов, прежде чем выудить нужную и зачитать:
— Омский округ, Тобольская и Томская губернии, включая район Алтайского Горного округа, Акмолинская, Семипалатинская, Семиреченская и Сырьдарьинская области…
И тогда я засмеялся. Потому что разом все понял. Вычислил и догадался. И увидел мое место во всем этом муравейнике. Чуть ли не наяву увидел, с каким именно предложением придет ко мне кто‑то из свитских Великого князя. Мог с высокой точностью предсказать, как именно будут дальше развиваться события в наших краях, и какие выгоды для моих сибиряков можно с этого получить.
— Мне нужны все, — заявил я. — Варешка в первую очередь. Но и всех остальных — тоже собери… И вызнай, наконец — что именно со мной. Что за ранение, и сколь долго я еще вынужден буду здесь валяться. Дел много… Некогда болеть…
Поболеть в свое удовольствие мне и не дали. С будущего же утра посетители — один за другим. Апанас поначалу еще пытался важных господ как‑то образумить, усовестевить. Смешно было слушать, как под дверьми моей спальни простой, малограмотный белорус всерьез спорит с купцами и чиновниками, прямо‑таки грудью защищая мой покой. Я наверное даже смеялся бы, если бы это не было так больно. Тем не менее, гостям я был даже рад. Поверьте, скучать в одиночестве, погрузившись в океан неприятных ощущений, гораздо хуже чем, даже отрывистыми фразами, но общаться с различными, весь день не иссякающими, ходоками.
В конце концов, Апанс пошел на хитрость: подговорил Карбышева, и прямо у лестницы наверх появился стол, за который на пост заступил мой секретарь. Теперь прорваться ко мне стало не в пример сложнее. Праздно шатающихся, явившихся с единственной целью — засвидетельствовать ко мне свое почтение, а за одно взглянуть на «бессмертного» Лерхе, чтоб потом хвалиться этим в каком‑нибудь салоне — Миша сразу разворачивал коронной фразой:
— Его превосходительство весьма болен. Передайте свои пожелания на бумаге. С разрешения лечащего врача, я ему их прочту.
А если господин оказывался непонятливым, и продолжал наставать, Миша, одним только взглядом поднимал со стульев пару дюжих казаков вновь появившегося у меня в усадьбе конвоя, вооруженных здоровенными Кольтами, и резко менял тембр голоса.
— Их высокоблагородие, доктор Маткевич, наказал уволить Его превосходительство от чрезмерных нагрузок, — практически начинал рычать секретарь. — Вы явились намеренно причинить вред господину Лерхе?
К слову сказать, Безсонов прибежал одним из первых. На пару со Стоцким. Степаныч выглядел смущенным донельзя, а мой полицмейстер — весьма и весьма озабоченным. Первый чувствовал за собой вину, что его казаки — Суходольский все так же пребывал в Омске, и командир первой сотни полка все еще Викентия Станиславовича замещал — не сумели уберечь меня от бандитской пули. А второй не знал что делать. Власти в городе практически не осталось. Какая‑то текущая работа в присутствии продолжалась. Исправно работали комиссии и отделы, а Гинтар не забывал ежемесячно стимулировать их старания. В городе продолжали случаться какие‑то не слишком, впрочем, значимые события, но начальнику полиции никто никаких распоряжений уже два месяца не давал. Словно бы губерния затаилась в ожидании явления «новой метлы».
Некоторые господа, вроде того же Паши Фризеля успевшего послужить при трех Томких губернаторах, смены руководства совершенно не опасались. Иные — наоборот. Должность полицмейстера губернской столицы — одна из ключевых в местном чиновничьем аппарате. Фелициан Игнатьевич даже не сомневался, что ему придется подыскивать другую работу, как только Родзянко изволит приступить к исполнению своих обязанностей. Генерал–губернатора, который мог бы настоятельно порекомендовать Стоцкого новому начальнику, за спиной моего друга больше не было. Дюгамель давно отбыл в столицу Империи, а с новым командующим округом, Александром Ивановичем Хрущевым, мой полицмейстер вовсе знаком не был.
В общем, из нс троих больным считался я, и мне же пришлось своих гостей успокаивать и обнадеживать. Безсонову признался, что сам, по собственной глупости полез в логово душегубов, и что антоновские казаки, при всем их желании, ничего сделать не успели бы. А еще — что я и так за них Бога должен молить, ибо не бросили кровью истекать в глухом лесу. Вывезли.