Без Поводыря

— Мужик в рекруты, а бабы куда?

— Вестимо куда. В услуженье. Или в люди. Или колечко в рот…

Да помню я, Герочка, что по законам империи, проституткам запрещено приставать к прохожим с предложениями своих услуг. И что, вместо этого, девки держат во рту колечко, которое и показывают на языке заинтересованным личностям.

— И что, много ли таких из России приходит? Тех, кто по лесам все еще сидят?

— Нынче-то поменьше, — кивнули друг другу казаки. — Теперя-то их еще в Голопупово чиновник встречает, да в острог пересыльный к дохтуру… Потом, сказывают, рассейским даже землю нарезают. Только я сам не видал, врать не стану.

— А иные от чиновника все одно бегают, да по тайге сидят, — хмыкнул младший. — И дохтура пуще черта с рогами боятся. Будто бы тот их оспой заразит, чтоб землю не давать. А ежели кто и выживет, так начальники так оброками обложат, что взвоешь! Уже и попам в церкви не верят, коли тот их увещевать начнет.

— Иные же, те, кто старой веры, и сами знают куда идти, — подвел итог старший. — Эти, чай не пропадут.

— И куда же они идут?

— Во многие места, господин хороший, — оскалился казак, и рванул коняжку с места, легко обогнав колонну.

Снега все еще было мало. Татары пугали настоящими завалами там, дальше, на водоразделе. Где на запад течет Тугояковка, на юго-запад – Крутая, а на восток – Китат с Кататом.

— Лопаты-то в поклаже есть? — хохотали инородцы. — Дорогу копать будете?

— Гы-гы, — передразнивали их казаки. — Басурмане, оне и есть – нехристи!

— А ты сам, Ильяз, что же? Поверх сугроба побежишь? — коварно поинтересовался я.

— Мой род здесь столько зим живет, сколько звезд на небе, — подбоченился татарин. — Я в здешних местах каждое дерево знаю. Так пройду – веточка не шевельнется, лист не вздрогнет, птица на ветке не проснется. Снег сам меня пропустит! Это вы, урусы, чтоб арбе проехать – деревья рубите. По тайге идете – шум, будто камни с неба сыпятся.

— Я еще из ружжа счас пальну, — обрадовался старший из казаков, словно проводник комплимент сказал. — Вообще в штаны со страху навалишь!

В общем, дружбой народов и толерантностью, в моем отряде и не пахло. Однако об этом сразу забыли, когда русло реки сжалось, а поросшие лесом склоны наоборот – выросли. Все больше принцесс-елей, все меньше лиственных деревьев. И, что самое печальное – толще снежная шуба. Приходилось постоянно сменять едущего первым. Лошади быстро уставали расталкивать рыхлую преграду, так что за день успели еще и на заводных, они же вьючные, седла переложить. И тут уж никаких препирательств не было. Что казаки, что татары, без споров занимали свое место в голове каравана.

Прежде чем разбивать лагерь, татары увели наш отряд вправо от Тугояковки, по какому-то ручью.

— Там, — Рашит махнул рукой куда-то назад и влево. — На той речке, глупый урус, зимовье поставил. Охотник!

Ильяз презрительно фыркнул.

— Бревна в ручей вбил, чтоб рыбу ловить, — невозмутимо продолжил татарин. — Рыбак, однако!

Ильяз громко засмеялся, словно его товарищ сказал что-то невероятно смешное.

— Все его знают, — не унимался Рашит. — Суранов. В село приходит – важный человек! Вот так идет.

Растопырил локти, словно несет подмышкой бочонок. Задрал подбородок, презрительно выпятил нижнюю губу. Поневоле представишь себе этого важного человека.

— Другие глупые урусы вот так его встречают, — ссутулился, опустил голову, подобострастно поклонился. — Суранов мех вот так купцу кидает. Порох берет, капкан железный берет. Муку еще. Бабы смотрят – глаза блестят. Важный господин. В лесу хозяин. Лесного Старца – не боится.

Ильяз одним движением ноги высвободил сапог из стремени, и, выбрав прежде самый пушистый сугроб, вывалился с седла. Должно быть – от смеха.

— Там деревья не растут, и склон из камня, — вздохнув и закатив глаза, стал объяснять причину веселья Рашит. — Ветер дует, холод несет. Зверь это место не любит и рыба не любит. Даже бурундук умнее Суранова. Даже бурундук знает о жилы урын.

— Теплое место, — снова перевел один из казаков.

— Сопка с этой стороны – ветер не дует. Пихта растет – много дров. В ручье рыба жирная – руками ловить можно. Суранов – важный такой… — локти в стороны. — Но дурень.

Теперь засмеялись и бородатые казаки. Да и я, когда дошел комизм ситуации. Между лысой прогалиной на склоне сопки, выбранной для зимовья "важным" Сурановым, и уютным распадком, где мы остановились на ночлег – версты две. Но, судя по рассказу туземца, микроклимат этих двух мест отличается кардинально.

— Завтра река кончится. Перевал будет, — татары, убедившись, что я веду себя "как все" и не корчу из себя начальника, полностью отбросили чинопочитание. — Потом вниз пойдем. Скоро и на дорогу выедем. Черные камни как начали из земли выкапывать – просеку рубили. Дальше сами ехайте. Я от дыма горючего камня чихаю.